Падение Эбнера Джойса - [55]

Шрифт
Интервал

— А сейчас они хотят навязать еще одного из своей жалкой компании! Ну нет! Никаких Прочновых с их идеями! — заявила Вирджилия, раненная в самое больное место. — Идеи дадим мы. Уж если на то пошло, примем абсурдное предложение Хилла и немедленно сделаем все, что нужно. Обратим наше поражение в победу. А что если дать все эти вигвамы, таверны и башни: в качестве фона...

— Единственный выход.

— ...а на переднем плане изобразим людей — не могут же Хилл и Макналти настаивать только на «видах»! Покажите торговцев, охотников, индейцев, «первых колонистов», «переселенческие фургоны»...

— Джайлс пытается добиться их согласия на такой вариант.

— Так их действительно не устраивает Генуэзский банк? Они и в самом деле не хотят Фидона из Аргоса?

— Нет. Они даже не выслушали меня толком.

— А где сейчас Роско Орландо Гиббонс?

— Я не мог найти его.

— Но я найду. Тетя Юдокси — крупный акционер этого несчастного банка. Гиббонс — единственный воспитанный человек в правлении, и со вкусом. Если мы потеряли Джеремию, то тем более необходимо заручиться поддержкой Роско Орландо. Я заставлю тетушку немедленно отправиться к нему. Он не может отказать нам. Он будет против этого нелепого предложения Хилла.

Дилл смотрел на Вирджилию с восхищением. Поистине, где найдешь такую изобретательность и гибкость ума, такую преданность и знания! Она так же прекрасно разбирается в истории родного города, как и в работах Грота[42] и Сисмонди. Она знает все о Парфеноне и башне Джотто, о Секкоташской таверне и молитвенном доме непримиримых баптистов. С удивительной быстротой и легкостью она набросала совершенно новый план, взяв только местные сюжеты. И в самом деле, разве не было здесь отца Маркетта[43], сьера Жолие[44], Ла Саля[45] и губернатора д’Артагетта? А побоище в форте Кинзи и предсмертная военная пляска индейцев племени потаватоми? А почтовый фургон в прериях и прибытие в порт первого корабля? А купцы, договоры, уполномоченные по индейским делам?

— Ну вот! — воскликнула она. — Вам со Стивеном Джайлсом только бы взяться за такие сюжеты! Тогда мы бы насели на этих стариков и не дали бы им передышки.

Дилл уставился на нее как зачарованный. Что за энергия, что за характер, что за приверженность делу! И все это — ради него! Он был в смятении, он чувствовал, что готов сейчас же взять ее за руку и прерывающимся, дрожащим голосом сказать ей, что она — его путеводная звезда, его ангел-хранитель, его единственная надежда — какими другими словами может он выразить свою признательность, восхищение, преданность? Но он тут же одумался; ведь все эти величественные замыслы пока оставались разговорами, не больше. Он только собирается разбогатеть, а кто знает — не сорвется ли дело? Только бы ему удалось договориться с этими упрямыми стариками, только бы заключить с ними твердое соглашение, где черным по белому было бы все записано! Вот тогда... Ну, тогда будет видно, что надо сказать и сделать.


XIV

Дилл провел со своими помощниками еще несколько совещаний, а затем в банк был послан второй, уточненный проект. Всеобщая история была отметена прочь: увековечить предстояло лишь ту историю, которую делали девять старцев.

— Надо бы разыскать в библиотеках какой-нибудь сборник анекдотов и воспоминаний, — заявил Гоуэн. — Он поможет нам разобраться в событиях начала века.

— Кое-что мы наверняка раздобудем в «Историческом обществе», — сказал Джайлс. — Старина Оливер Дауд — бывший секретарь этого общества, и уж его-то по крайней мере мы можем заполучить.

— Ура! — крикнул Маленький О’Грейди, настоявший на том, чтобы его допустили на эти совещания. Как раз в это утро он сбросил в ящик с глиной «Чеканку первых венецианских цехинов» и взялся лепить рельеф — «Первый выпуск ассигнаций, не обеспеченных золотом».

— Ну вот, теперь у нас есть нечто приемлемое, — сказал Адамс. — Однородный живописный местный материал. Предусмотрено все, что они хотели, даже больше. Я думаю, мы вполне справимся с работой. Нам не придется краснеть.

— Как бизнесмены, они должны по достоинству оценить и качество нашего нового проекта, — заметил Джайлс, — и быстроту, с какой мы его представили.

— Правильно, — отозвался Джойс. — По сравнению с этим первый вариант никуда не годится. Идите и побеждайте!

Все говорили с невиданной дотоле уверенностью. Маленький О’Грейди совсем забыл о грешной земле и витал в облаках, заражая всех своей неистощимой жизнерадостностью. Общее настроение захватило и Дилла. Впервые он получал такой солидный заказ и мог уже без опасений подсчитать чистый заработок.

Дилл все больше и больше загорался интересом к сюжетам, над которыми ему предстояло работать. Толкаясь в портах Марселя и Ливорно, он насмотрелся на корабли, и потому было решено, что он изобразит момент прибытия первого корабля. Раз уж так хочется мистеру Хиллу, он даст в глубине тот примитивный маяк, а на переднем плане поместит пеструю толпу первых поселенцев. Дилл взял на себя и «Молитвенный дом баптистов», где Эндрю Хилл был когда-то членом группы по изучению библии. Он укоротит шпиль, изобразит колоннаду по фасаду, летнее воскресное утро, и на ступенях лестницы — много женщин в широких юбках и высоких чепцах, какие были в моде в сороковые годы. Кроме того, поскольку ему неплохо удавались человеческие фигуры в движении, Дилл вызвался написать военную пляску племени потаватоми.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.