Падение Эбнера Джойса - [54]

Шрифт
Интервал

Тем временем в студию вернулся Гоуэн, и Прочнов, перебравшийся обратно к себе, сидел перед прислоненным к сундуку портретом и пристально его рассматривал. Если бы Маленький О’Грейди был сейчас здесь, а не убирал у себя, рядом за стенкой, разбросанные по полу куски гипса, то сказал бы, что Прочнов смотрит на портрет и с профессиональным и с личным интересом и что сейчас мужчина в нем нисколько не уступает художнику.


XIII

Вирджилия отпустила Дэффингдона, снабдив его пространными памятными заметками, в которых она изложила подробности своего грандиозного проекта отделки банка. Она поднялась наверх и попыталась уснуть, но тщетно. Голова ее продолжала работать, возникали все новые и новые мысли, дополнения, уточнения. Почему, например, она не оттенила роль, которую играли Медичи? Как она могла забыть о Джоне Лоу[41] и о громком деле в связи с дутыми акциями, выпущенными «Компанией Южных морей», о такой возможности воспроизвести парики того времени, кринолины и башмаки с пряжками? Затем перед ее мысленным взором внезапно появился шиллинг с изображением сосны, а потом она вспомнила, что когда-то в Виргинии в качестве разменной монеты употреблялся табак. Может быть, ограничиться в проекте чисто американскими мотивами, если более широкие замыслы не встретят одобрения?

За завтраком Вирджилия была сдержанна; она подавила желание рассказать домашним о своем плане — уж слишком они были практичны и расчетливы. Но сразу же после завтрака она оделась и пошла излить душу к тетушке, которая жила неподалеку. Она застала Юдокси наверху; тетушка, облаченная в просторный халат, была занята тем, что своими пухлыми руками пыталась привести в порядок непослушные черные волосы. Вирджилия с воодушевлением рассказала о вчерашнем совещании. Юдокси не спускала с нее пристального взгляда, с трудом скрывая острое любопытство:

— А он не просил твоей...

Вирджилия опустила глаза. Нет, он не просил.

Если бы замечательные предложения были встречены банком благосклонно, то за ними последовало бы еще одно предложение, и тут Юдокси Пенс снова подумала: «Хочу я этого или не хочу? Ясно одно: только в том случае, если банк не отвергнет плана Дэффа, Вирджилия может не отвергнуть самого Дэффа».

Сразу же после визита к директорам Дилл зашел к Вирджилии и показал ей заметки Хилла—Макналти.

— Так вот чего они хотят! — воскликнула Вирджилия. — И они, конечно, настаивают на своем, да? — Она быстро пробежала глазами бумагу и не знала, смеяться ей или плакать. — «Первое пожарное депо», — прочитала она. — «Старый форт Кинзи», «Паром «Грейн Вайн Ферри», «Первая водокачка»... Но это же ужасно!

— Читайте дальше, — жалобно сказал Дилл.

— «Вигвам...»

— Боже мой, это еще что такое?

— По-моему, так называлось помещение, где они проводили собрания. «Секкоташская таверна»...

— А это что?

— Мне кажется, я что-то слыхала о ней, — упавшим голосом ответила Вирджилия. — Она была построена из бревен виргинского тополя там, где разветвляется река. «Молитвенный дом непримиримых баптистов»... — продолжала она читать.

— А о нем вы что-нибудь знаете?

— По-моему, я видела какую-то старую фотографию. Он стоял на Корт-хаус-сквер.

— На молитвенном доме был шпиль? — в изнеможении спросил Дилл.

— Кажется, был, и довольно высокий.

— Ну вот! — простонал Дэффингдон. — И так без конца! Одно строение жмется к земле, а другое задевает облака. И все это нужно изобразить в совершенно одинаковых люнетах.

— Что об этом думает Джайлс? — поинтересовалась Вирджилия.

— Он рвет и мечет.

— А Адамс из Академии?

— Пошел покупать себе веревку.

— А Маленький О’Грейди?

— Упал в обморок и, кажется, до сих пор не пришел в себя. Но прежде чем потерять сознание, он успел сделать одно предложение...

— Какое?

Дилл ответил не сразу.

— Вы слышали о художнике Пр... Прочнове? — спросил он так, словно ему было неприятно произносить эту фамилию. — По-моему, он недавно приехал.

— Нет, как будто не слышала.

— Так вот, он снял студию в «Крольчатнике». О’Грейди хорошо отзывается о его работах.

— Что это за работы?

— Декоративные. Он пишет и портреты, насколько мне известно. Недавно он писал портрет маленькой мисс Макналти.

Вирджилия нахмурилась. «Вот как! — подумала она. — Выходит, она обманула меня — эта змея, эта предательница... Прикидывалась невинным цветочком, а под ним, оказывается, спряталась гадюка. Прочнов! Можно подумать, такое трудное имя, что и не произнести! А ведь совершенно просто выговорить: Прочнов, Прочнов... Пресиоза могла назвать это имя без всякого труда, если бы захотела! Значит, она перебежала в другой лагерь, взяла с собой О’Грейди, а заодно прихватила и деда!»

— Ну и что? — уже вслух спросила Вирджилия.

— О’Грейди утверждает, что у него много... много всяких идей.

— А с какой стати О’Грейди сует нос не в свои дела? — раздраженно воскликнула Вирджилия. — Разве кто-нибудь обращался к нему за помощью? Он-то чего добивается? Если ему так хочется кого-то предложить, пусть предлагает скульпторов, а не художников. Что-то я не слышала, чтобы он предлагал скульпторов!

Дилл устало вздохнул.

— Если О’Грейди решил участвовать в чем-нибудь, разве от него отделаешься? Однако я не ожидал, что мне навяжут еще кого-то из «Крольчатника». Гоуэн больше мешает, чем помогает, а О’Грейди может нас просто подвести. Директорам очень и очень не по вкусу такая развязность, такой язык, такое убожество, такая богема. Одним словом, мне взвалили на плечи непосильную ношу.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.