Ожившая тень - [19]

— Ну и что? — растерялся дед и умолк. Руки его дрожали.

— Чего молчишь-то? — обрадовался Пак. — Все «я» да «я»… «Я за кооператив»! «Я за всех»!.. А на деле?..

Умолкшие было крестьяне опять зашумели. Муниль до крови закусил губу. Неужели они думают, что дед способен на такое злодейство? Да ведь он все девять суток ночи не спал, себя не жалел, чтобы Оллука вылечить! Как они могут?.. А всё этот мерзавец Пак! Схватить бы его за глотку, чтоб он поперхнулся гадкими своими словами! Но что он, Муниль, может сейчас сделать?..

А ветеринар меж тем показывал гвоздь — тот, что был у вола в желудке.

— Нет сомнения в том, что гвоздь попал в желудок давно,— говорил он матери Мёнгиля и дядюшке Хенгю.— Смотрите, желудок вола продырявлен в двух местах.

Он проводил их в коровник и, наклонившись над Оллуком, стал что-то показывать. Хенгю жестом попросил его замолчать, прислушался к тому, что творилось снаружи.

— Простите, пожалуйста!—сказал он ветеринару.— Я на минутку…

— Погубили вола! Погубили! — бесновался у коровника Пак.— Надо немедленно найти виновного! Надо сообщить в милицию!..

— Помолчал бы ты лучше,— тронул его за плечо Хенгю.— Как-нибудь без тебя разберёмся!

Пак сразу умолк. Но тут вышла мать Мёнгиля, и он начал снова. Теперь он уже не кричал, а говорил спокойно и рассудительно, обращаясь только к ней одной:

— Ужас-то какой, товарищ председатель! Кто же это входил в коровник? Вроде никто. Кроме деда, конечно…

— Да ладно тебе! — оборвал его дед Токпо.— Чего несёшь-то?

Остальные молчали. Что они могли сказать? В самом деле, никто вроде в коровник не приходил… А старика жаль. Всю жизнь батрачил, и отец его был батраком, и дед… Три поколения служили помещику. Наконец пришло Освобождение. Дали крестьянам землю. Только зажили как люди — война. Отец Муниля ушел на фронт, мать с дедом работали за троих. Потом в деревне создали кооператив. Казалось, всем бедам конец. И вот на́ тебе — такое несчастье!

А ведь как старался старик! Как ухаживал за своими питомцами! Как-то заболел теленок, так он забрал его домой и три дня выхаживал возле тёплого кана — вся деревня знала об этом. Ох, беда, беда!..

3

К вечеру в опустевшем коровнике остались четверо: Мёнгиль, Кёнпхаль, Муниль и Чхонён.

— Знать бы, кто это сделал…— сжал кулаки Кёнпхаль.

— Гадина какая-то! — Смертельно бледный Муниль всё ещё переживал недавние ужасные слова Пака.

Чхонён мрачно молчал. Губы его страдальчески кривились.

— Послушай, Кёнпхаль…— озаренный вдруг внезапной догадкой, заговорил Мёнгиль.— Когда вы во второй раз видели «нечистый дух»? Ну помните, у нас под окнами, а?

Кёнпхаль с досадой поморщился: «Нашёл, что вспомнить! Дался ему этот дух! И так все потешаются…»

— Ведь это было несколько дней назад, да? — продолжал допытываться Мёнгиль.

— Ну да…— неохотно подтвердил Кёнпхаль.

— Вспомни поточнее, когда это было. Это очень-очень важно! — настаивал Мёнгиль.

Кёнпхаль, нахмурив лоб, стал вспоминать, загибая пальцы. Потом улыбнулся:

— Конечно, это было в тот самый день, когда мы с Мунилем дежурили в последний раз в школе… Девять дней назад.

Мёнгиль невесело усмехнулся:

— Ну, тогда смерть Оллука — тоже проделки вашего «нечистого духа».

— Что? — переспросили ребята.

Чхонён искоса взглянул на Мёнгиля: он-то понял, о чём говорил его друг.

— Ведь ты же не верил нам? Говорил, что «нечистый дух» нам померещился? — теребил Мёнгиля Кёнпхаль.

— А я и сейчас не верю,— спокойно ответил Мёнгиль.— Нечистые духи бывают только в сказках, а в жизни бывают друзья и враги…

Чхонён вздрогнул и побледнел.

— Пошли отсюда,— пробормотал он.— Погуляем лучше…

Они прошли через всю деревню, подошли к каналу и уселись на берегу. У самых их ног плескалась тёмная вода, в небе поблёскивали первые звёзды.

— Мать говорит,— нарушил молчание Мёнгиль,— что в деревне есть люди, ненавидящие кооператив…

— А кто это? — оглядываясь, словно кто-то может его услышать, шёпотом спросил Кёнпхаль.

— Ну вот, так ему и скажи! — с досадой махнул рукой Мёнгиль.— Откуда мне знать? Ты, Кёнпхаль, прямо как маленький! Эти люди где-то скрываются…

— Сам знаю, что скрываются… Надо найти их!

— Найди,— усмехнулся Муниль.

Чхонён молчал. В темноте не было видно выражения его лица.

— Мать говорит, что не все помещики убежали на Юг,— задумчиво продолжал Мёнгиль.— Многие попрятались, другие поменяли имена и живут рядом с нами, вредят нам…

— А ты видел когда-нибудь живого помещика? — Муниль подвинулся к Мёнгилю поближе.

— Откуда? — усмехнулся Мёнгиль.— Мне только мать рассказывала.

— А мне — дед! — подхватил Кёнпхаль.

Перебивая друг друга, они принялись рассказывать всякие истории из жизни своих родителей, и только Чхонён по-прежнему сидел молча, покусывая стебелёк тонкой травинки.

Мать Мёнгиля вернулась домой только ночью. Но Мёнгиль не спал, ждал её возвращения.

— Ты почему не спишь? — устало спросила она.

— Так… Не хочется…— неопределённо отозвался Мёнгиль.

— Что с тобой, сын? — Она подошла к Мёнгилю, ласково провела рукой по его волосам.

— Мама,— звенящим от напряжения голосом сказал Мёнгиль,— кто же убил Оллука?

— Пока не знаем,— сдержанно ответила мать, машинально поправляя упавшую на лоб прядь волос.— Но узнаем. Обязательно.