Ожившая тень - [18]

— Какое! — махнул рукой дед.— Подыхает Оллук, как есть подыхает!..

Мать Мёнгиля молча присела рядом с волом, подняла ему веко. Вол не пошевелился.

— Когда вы заметили, что вол заболел? — спросила она.

— Да вот уж девять дней будет,— вздохнул дед.

— Девять дней…— задумчиво повторила мать Мёнгиля.

Мёнгиль внимательно посмотрел на неё. Словно молния мелькнула в его голове мысль — как же он раньше не догадался? «Девять дней… Девять дней…» — мысленно повторял он, возвращаясь домой.

2

В этот день весь их отряд полол кукурузу. Это был их собственный участок, и ребята очень гордились тем, что вырастили такую красавицу. Щедро удобренная навозом кукуруза золотилась на солнце. Её высокие стебли скрывали ребят.

— Ну что нового на нашей ферме? — разогнул усталую спину Мёнгиль.

Ребята и не заметили, как вслед за взрослыми привыкли считать своими и ферму, и Оллука, и всё хозяйство. Муниль не успел ответить. Вдали показался Кёнпхаль: мальчишки отправили его за водой.

— Глядите-ка, да он вроде без кувшина! — крикнул толстяк Чон.

Кёнпхаль действительно был без кувшина. Он во весь дух бежал к ребятам и что-то кричал.

— Сейчас опять что-нибудь насочиняет…

— Да, это уж по его части…— посмеивались ребята.

Наконец Кёнпхаль добежал до поля и, задыхаясь, крикнул:

— Да вы что, оглохли, что ли?.. Оллук, говорю, сдох!..

Он судорожно глотнул — во рту у него совсем пересохло — и без сил опустился на землю. Ребята растерянно молчали. Первым пришёл в себя Мёнгиль.

— Эй, сюда, скорее! — крикнул Мёнгиль тем, кто работал на дальнем конце поля и не слышал ошеломляющей новости.

Через десять минут все уже бежали к коровнику. Муниль поотстал. Он шёл, сунув руки в карманы, и глотал солёные слезы.

Бедный Оллук! Дед за ним так ухаживал! Целыми вечерами, бывало, рассказывал о своём красавце, ночи не спал, когда тот заболел… Всё напрасно! Не спасли Оллука!

У коровника было так же многолюдно, как в день торжественного открытия. Муниль не без труда пробился к воротам. Ветеринар в клеёнчатом длинном халате ощупывал брюхо сдохшего вола.

— Придется делать вскрытие,— сказал он и взглянул на мать Мёнгиля.

Та молча кивнула.

Притихшие крестьяне, заглядывая через плечи друг друга, пытались рассмотреть, что же творится в коровнике.

— Говорила я: где ж одному за целым стадом глядеть…— вздохнула какая-то старуха.

Муниль сжал кулаки: теперь пойдут разговоры!

Эх, Оллук, Оллук!.. Как радовались все в тот весенний солнечный день, когда его привели в новый коровник! А мальчишки — те и подавно были в восторге. Сколько потом перетаскали ему свежей травы! Сколько раз Муниль помогал деду чистить вола, смотрел, как Оллук пьёт, как не спеша жуёт принесённое ему угощение, как гордо идёт впереди стада!

А однажды Муниль даже поругался из-за него с Паком. Пак Пхунсам тогда возвращался с поля, и телега, в которую был впряжён Оллук, увязла в болоте. Пхунсам подгонял вола хворостиной и ругался на чём свет стоит. А ведь он был сам виноват: хотел сократить дорогу, вот и увяз в грязи.

Пак орал как безумный и колотил вола так, что сломал хворостину. Муниль, не помня себя от ярости, подскочил к негодяю, вырвал у него из рук хворостину.

«Как ты смеешь! — срывающимся голосом закричал он.— Кто тебе дал право…» — Он даже заикаться стал от волнения.

«Подумаешь!» — скривился Пак, но бить вола перестал.

Чтобы помочь Оллуку, Муниль не пожалел свои новые кеды. Шагая прямо по жидкой грязи, он подошёл к телеге, позвал Пака, и они вдвоём вытащили глубоко засевшее в грязи заднее колесо…

Ветеринар производил вскрытие, а крестьяне терпеливо ждали, что же он скажет.

— Верно, какая трава ядовитая попала,— высказал предположение долговязый Ким.

— Не иначе, дурной глаз сглазил…— вздохнула тётушка Хван.

Мёнгиль усмехнулся: «Как же, трава! Где она, интересно, в здешних краях? Нет, тут что-то другое…» Мёнгиль поискал в толпе друзей. Муниль стоял рядом с дедом и смотрел на него полными слёз глазами. Кёнпхаль что-то горячо доказывал собравшимся вокруг него мальчишкам. Чхонён стоял в стороне, глядя в землю. Лицо его было таким мрачным, что Мёнгиль даже поежился.

Через полчаса из коровника вышел ветеринар. Несколько минут он молча смотрел на сразу притихших крестьян, потом принялся устало снимать с себя фартук.

— Он проглотил гвоздь, ваш Оллук,— сказал он наконец. Толпа ахнула. Потом все заговорили разом, не слушая друг друга, гневно и возбуждённо. Кто-то в ярости крикнул деду Муниля:

— Ну, старик, с тобой мы ещё поговорим!..

Дед ничего не ответил. Маленький, щуплый, даже не пытаясь защищаться, он сгорбившись стоял перед разъярёнными односельчанами.

И тут, как и тогда, на мельнице, вперед протиснулся Пак Пхунсам. Его широкое лицо сияло.

— Надо разобрать всё, как было! — злорадно заорал он.— Кто мог подсунуть гвоздь, а? — И он повернулся к деду.

Старик вздрогнул. Он словно проснулся, обрёл вдруг дар речи, понял, в чём его обвиняют.

— Может, ты скажешь, что я подсунул ему этот гвоздь? — тонким, дребезжащим от волнения голосом сказал он.

Пак вытаращил налитые кровью глаза, потом прищурился.

— А кто в коровнике полный хозяин? — вопросом на вопрос ответил он.— Скажешь, не ты?..