Ожившая тень - [14]

Мать Мёнгиля умела стряпать. Она знала уйму рецептов и с удовольствием делилась ими с соседками.

— Ну и председатель у нас! — хвалились крестьянки Сингвана.— И хозяйством не хуже мужика управляет, и всех нас стряпать по-настоящему научила. Молодец!

Сегодня она решила, что не пойдёт в поле — так она обещала сыну и выполнит своё обещание. Пусть это будет её подарком.

— Можно? — Во двор заглянули Муниль, Кёнпхаль и Чхонён.

Мёнгиль просил их непременно зайти — и вот они здесь. Но что это? Перед ними мать Мёнгиля — красивая, помолодевшая, в белом новом переднике. Ребята от изумления даже поздороваться с ней забыли. Сколько раз видели они её выступавшей на собрании или на пионерских сборах, и всегда она была строгая, подтянутая и всегда куда-то спешила. А тут — на́ тебе, совсем другая, домашняя, без устали снующая из комнаты в кухню, простая и весёлая — такая же, как их матери и соседки.

— Ну, садитесь! — радостно сказала мать Мёнгиля.— Что ж ты, сынок, приглашай гостей!

Она внесла низенький столик, и ребята уселись вокруг него, поджав под себя ноги. Кёнпхаль первым попробовал рис — он был известный обжора!

— Тетушка, а вы что ж? — воскликнул он, видя, что мать Мёнгиля снова собирается идти в кухню.— Нет уж, садитесь, а то мы тоже не станем есть!

Она села рядом с сыном, взяла палочки[12], но тут же снова вскочила:

— Погодите, ребята, уже, наверное, тток готов…

— Тток? — изумился Кёнпхаль.— Это по какому случаю?

— Скажи, Мёнгиль, что молчишь? — прокричала из кухни мать.

Она вошла в комнату, улыбаясь поставила на стол поднос с тёплым, дымящимся ттоком и покосилась на сына. Тот сидел чинно, будто был гостем в солидном доме, и молчал.

— Ну, развлекай гостей! — подсмеивалась над ним мать.

— Что развлекать-то? — смутился Мёнгиль.— Ешьте вот…

— А правда, чего это у вас сегодня такой пир, а? — спросил Муниль, с любопытством переводя взгляд с Мёнгиля на его мать.

Мать Мёнгиля улыбнулась.

— Сегодня, мальчики, Мёнгилю исполнилось четырнадцать лет. Так что поздравьте его…— И она с тихой гордостью поглядела на сына.

— Правда? — изумились ребята.— Что ж ты раньше ничего не сказал? Эх, ты, даже не предупредил!

Они были слегка смущены. Особенно Кёнпхаль: пришёл, навалился на всякие яства, а в чём дело, спросить не удосужился.

— Ладно, ладно, неважно,— оборонялся от их упреков Мёнгиль.— Не всё ли равно, по какому поводу праздник?

— Ну что ж, поздравляем тебя, Мёнгиль!—торжественно сказал Кёнпхаль и поднял чашку с фруктовой водой.

Скоро говорили уже все вместе, почти не слушая друг друга, с аппетитом уминая вкусный дымящийся тток.

Мать тихо сидела в сторонке. В глазах у неё стояли слезы. Потом она отвернулась и быстро вытерла глаза концом длинной белой ленты, свисающей с ворота её кофточки. Но как ни быстро было её движение, Чхонён заметил его: он всегда был очень внимателен к матери друга.

— Что с вами, тётушка? — встревожился он.

Ребята умолкли.. Она плакала!.. Кто бы мог подумать, что увидит когда-нибудь на её глазах слезы!..

— Нет, нет, всё в порядке,— поспешно сказала мать Мёнгиля и провела рукой по лбу, словно желая разгладить горькую складку. Но ребята не отставали.

— Скажите нам, что случилось! — расстроенно повторяли они.

И тогда она подошла к ним, села рядом и тихо сказала:

— Я вспомнила тот день, тот теперь уже очень далекий день, когда родился мой Мёнгиль. Могла ли я думать, что он будет учиться в школе, что я устрою ему день рождения в светлом, просторном доме, что к нему придут в гости его друзья…

— А что в этом особенного? — широко раскрыл глаза Кёнпхаль.

Мать Мёнгиля невесело усмехнулась.

— Тогда это казалось мне невозможным. Слишком тяжёлая была у нас жизнь. Не жизнь, а так… одно название… Знаете, как он родился? — Она кивнула в сторону сына.— Гремел гром, лил дождь и дул ветер. А я лежала с ним, совсем крошечным, под мостом и закрывала его своим телом…

— Под мостом? — переспросил Муниль.— Разве у вас не было дома?

Чхонён встал со своего места и пересел поближе к матери Мёнгиля.

— Какой уж там дом, — махнула она рукой. — Я жила тогда у помещика, в батрачках. Потом пришлось уйти куда глаза глядят…

— Ладно, мама, хватит, — залившись краской, перебил мать Мёнгиль. — Зачем об этом рассказывать?

Мать строго посмотрела на сына.

— Тебе нечего стыдиться, Мёнгиль,— сказала она.— Так жили тогда многие…— Она оглядела ребят.— Вот вы читаете в книгах о том, что родина ваша была под властью японцев[13]. А что это такое — власть японцев и богачей, вы знаете? У Мёнгиля не было ботинок, не было ни одной пары белья. Штаны да куртка — вот и весь наряд. Всю зиму он, бывало, сидел дома: не в чем выйти на улицу…

Она помолчала, потом горестно усмехнулась:

— Вот помню я праздник Нового года… Богачи нарядились тогда в разноцветные одежды, прохаживались по улице, хвастались друг перед другом своими нарядами. А бедняки и их дети сидели в тёмных, сырых каморках и дрожали от холода…

Она поежилась, будто с тех далеких времен пахнуло на неё холодным, леденящим душу и тело ветром. Ребята молчали.

— Враги есть и сейчас,— добавила она.— Они хотят, чтобы вернулись старые времена. Помните об этом, ребята.