Ожерелье - [3]

Три молодые женщины все еще стояли вместе на танцполе, взявшись за руки. Сейчас им было под тридцать, у всех были работа, мужья и дети.

У них была жизнь.

У них было все то, чего никогда не будет у Эми.

Перед глазами у Сьюзен все еще была жива картина, как перед смертью Эми летним вечером они вчетвером репетировали танцы под песни Гарта Брукса на ее крыльце. Видеть их здесь и сейчас было одновременно и сладко, и мучительно. Очевидно, они почувствовали то же самое, потому что все трое заплакали.

Сьюзен отвернулась от них и посмотрела на большую фотографию своей дочери за стойкой бара.

— Я верю, что Эми сегодня здесь, с нами, — произнесла она.

На фото у Эми не хватало одного из верхних передних зубов. В ту самую ночь, когда ее похитили, зубная фея положила два доллара ей под подушку.

Сьюзен снова повернулась к толпе:

— Прошло двадцать долгих лет. Но теперь, всего через семь дней, в следующую субботу в половине шестого вечера, справедливость наконец восторжествует. Благодаря вам, ребята, и вашей безграничной щедрости я буду там, в Северной Дакоте, когда это гребаное Чудовище, — голос Сьюзен наполнился яростью, — которое изнасиловало и убило мою дочь, будет отправлено туда, куда оно заслуживает, прямиком в ад, и моя Эми наконец сможет покоиться с миром.

Сьюзен на мгновение задумалась, поняла, что ей больше нечего сказать, поблагодарила всех еще раз, вернула микрофон Джонни, сошла со сцены и направилась обратно к своему столику.

Адреналин от выступления перед толпой все еще кипел внутри нее. Она не чувствовала, как ее ноги ступают по холодному темному деревянному полу.

Она прошла мимо Шерри, Кейт и Сэнди, и все они по очереди обняли ее. Послышались тихие и неуверенные аплодисменты, но вскоре ей аплодировал уже весь бар. Те, кто сидел, встали. Несколько человек протянули руки, чтобы дать пять, что показалось ей странным, но она подошла к ним и ответила на их жест. Пьяный парень на танцполе дал ей пять с таким энтузиазмом, что споткнулся и упал.

Джонни отложил микрофон, чтобы поддержать аплодисменты. Затем он поднял его обратно и сказал:

— Сьюзен, просто убедись, что у тебя будет включен фотоаппарат, потому что мы все хотим увидеть, как поджарится этот больной ублюдок.

Какая-то женщина крикнула: «Да, черт возьми!», и все опять зааплодировали. Джонни продолжил:

— Сегодня вечером нас здесь около сотни, и мы все купили много пива…

— Точняк! — донесся крик пьяного парня с танцпола.

— А это значит, что мы собрали достаточно денег для поездки Сьюзен. Но до Северной Дакоты далеко, и так получилось, что я в курсе, что ее старому «Додж-Дарту» потребуется новый комплект шин. А еще расходы на отели и все такое.

Он снял свою большую ковбойскую шляпу:

— И пусть для нас всех настали трудные времена, давайте посмотрим, что еще мы можем сделать для этой храброй девчонки.

Он положил двадцатидолларовую купюру в шляпу и передал ее рядом стоящему мужчине. Когда шляпа пошла по кругу и начала наполняться деньгами, группа заиграла медленную балладу, которую Джонни написал на прошлой неделе специально для этого случая. «Любовь всей моей жизни, буря моих слез, — пел он. — Вся печаль моя этих долгих лет…»

Наконец Сьюзен позволила себе заплакать. Она смотрела сквозь слезы на всех этих людей, которые позаботились о ней, которые собрались здесь, чтобы помочь ей. У нее и ее мамы было меньше ста долларов на счету, но теперь она сможет поехать на казнь. Она столько лет ждала этого дня, что почти забыла, какой была жизнь до того, как это случилось.

Она потеряла не только дочь, но и мужа, свою вторую половинку, единственного мужчину, которого когда-либо любила.

Иногда пастор Парсонс говорила с ней о прощении. Но ей было глубоко наплевать на прощение.

Может быть, если бы Чудовище — она никогда не называла его настоящим именем, велика честь — когда-нибудь действительно попросил прощения, если бы он когда-нибудь перестал лгать и утверждать, что не убивал Эми, тогда, возможно, она могла бы почувствовать к нему что-то еще, кроме чистого, раскаленного гнева.

Ее руки сжались в кулаки. Чудовище был там, когда Эми испустила свой последний вздох. Теперь, когда придет его время, рядом с ним будет Сьюзен. Она поднесет свое лицо поближе к окошку, чтобы последнее, что он видел в этой жизни, была она, которая смотрит, как он умирает.

Когда Сьюзен снова села на свое место, подошла Ленора, одной рукой толкая кислородный баллон, а в другой держа пиво.

— Хорошая речь, — произнесла она. — Еще пива?

Боже, ее мама, как всегда, была некстати. Хотя, если подумать, Сьюзен была не против еще одного пива.

— Спасибо, — ответила она.

Сделав большой глоток, Сьюзен задумалась, как будет чувствовать себя в следующую субботу вечером, после того как Чудовище получит по заслугам. Сможет ли она наконец забыть о том, что произошло, и «двигаться дальше», как всегда говорила ей мама?

Она знала, что мама была права. Ей было всего тридцать пять, когда это случилось. Она могла бы снова выйти замуж, даже завести новую семью. Конечно, у нее больше не могло быть собственных детей, но она могла бы усыновить приемных. Видит бог, в Лейк-Люцерне было полно разведенных мужчин, которые все это время оказывали ей знаки внимания. Эван был далеко не первым.