Отзвук - [20]

— Не теряйте времени! — зыркнул он на нас сердитыми глазами.

Мы в нерешительности затоптались на месте. Позже при ссоре кто-то из ребят упрекнул меня: «Это ты тогда первым присел к роднику…» И он был прав. Именно я первым из сверстников шагнул к роднику, опустил руки в ледяную воду и зачерпнул ее. Она убегала меж пальцев, тонкой струей нырнула мне за рукав, а я, боясь, что ни капли не останется, закричал во весь голос:

— Ну кто же?! Скорее пейте! — протянул ладони в сторону девчат.

Я не заметил, кто именно склонился над моими ладонями, но помню удивительное чувство, которое охватило меня, когда я увидел перед своими глазами покорно склоненную головку с аккуратно сплетенными косами, черными змейками сбегавшими по спине, и ощутил легкое прикосновение губ к ладоням…

— Еще… — несмело прошелестел голос, и я, точно стрела из тетивы, бросился к роднику.

Я стеснялся смотреть в лицо девчонке, не желал признаться себе, что наслаждаюсь этим легким, нежным прикосновением губ к ладоням, вновь и вновь нагибался к воде, и уже не обращал внимания на то, что рукава совсем намокли, хоть выжимай…

— Это что за джигит там пьет? — раздался резкий голос Валентина Петровича: — Сперва девочки пьют! Это закон наших предков: первым пьет воду самый слабый…

— Знаем, почему, — сказал я. — Чтоб малыш при виде того, как пьет воду старший, в нетерпении не откусил себе язык…

— Вот именно, — подтвердил Валентин Петрович и укоризненно покачал головой: — Хорошо, что мы не заметили, кто это о себе в первую очередь заботится, до конца дней его позор бы впереди него бежал…

Мы, конечно, заметили, кто это был, но каждый из нас уловил в голосе Валентина Петровича приказ забыть этот случай, и мы молча черпали ладонями воду для девочек. Потом он разрешил и нам припасть к роднику. И хотя из нас самый потный и измученный был он, и мы понимали, как его гложет жажда, Валентин Петрович лишь после того, как все мы напились, тяжело лег, опираясь на руки, и потянулся губами к прохладной воде…

Пещера предстала внезапно. Мы бросились было к низкому входу, темным, сырым провалом зияющему в скале, но Валентин Петрович остановил нас.

— Знаете ли вы, что в этой пещере несколько лет прожила похищенная горянка? — спросил он и рассказал нам, как давно, еще до революции, сын богатого горца полюбил девушку и решил похитить ее. Но по ошибке украл ее сестру. И спрятал в этой пещере. А потом бросил. И она, гордая, сильная духом, здесь родила сына и в этой пещере его растила… Валентин Петрович показал на склон горы: — Вон, видите, едва зеленеет кусочек плоского склона? Там она выращивала картофель. В пещере круглые сутки горел костер. Сучья и бревна собирала она в этом лесу. Не покорилась она судьбе, не покорилась.

И опять мы почувствовали, что его слова относятся не только к похищенной. Он вошел в пещеру, махнув нам рукой, чтоб шли следом…

На улице сияло солнце, а в пещере было пасмурно и сыро. Мы невольно притихли. Когда глаза привыкли к темноте, Валентин Петрович подвел нас к углу, показал на почерневшую и затвердевшую золу.

— Вот здесь горел костер…

— Это зола от костра, который разводила похищенная?! — начал было кто-то из нас.

— Нет, — возразил Валентин Петрович и смущенно пояснил: — Любил из школы напрямик бежать в пещеру… Я здесь и стол приспособил, и дверь сделал…

— Где же они?

— Так, считай более четверти века прошло, — нахмурился он. — Сюда часто забредали охотники и альпинисты. Лень в лесок сходить за сучьями, так они и стол, и нары, и дверь пустили на растопку… А хорошо здесь бывало: костер трещит, пламя мигает, и я лежу на нарах, оторванный от всего мира, и читаю книгу…

— Здесь и сейчас хорошо, — затаив дыхание, прошептал я.

Валентин Петрович услышал мой шепот, кивнул головой:

— Здесь может быть очень уютно. Если мы возьмемся…

— Возьмемся! Возьмемся! — закричали мы.

— У нас в сарае есть старый стол, — заявила Инетта. — Я попрошу, и отец привезет его сюда.

— А у нас есть лишняя кровать! — выпалил я.

— И стулья принесем!

— И примус!

— Коврик!

Но Валентин Петрович отрицательно покачал головой:

— Нет, нет. Так неинтересно. Соорудим и нары, и стол, и стулья. И дверь приспособим… И все сами, не из магазина.

Что тут началось! Кто ж это откажется, чтоб стол, стулья, нары самим сотворить?!

Нас было девять мальчишек и семь девчонок. Мы поклялись, что никому не выдадим тайну. По крайней мере, до тех пор, пока пещера не превратится во дворец. А что она станет дворцом, в этом никто из нас не сомневался. Стали распределять обязанности. Каждый хотел идти с Валентином Петровичем выбирать деревья на стол, нары и дверь. И девчонки, вместо того, чтобы подмести пещеру, увязались с нами. Валентин Петрович не стал возражать.

— Пусть это будет первый и последний — слышите?! — последний случай недисциплинированности, — предупредил он.

Валентин Петрович доверил топор мальчикам, а сам стоял рядом и следил, «чтоб был полный порядок». Рубили деревья поочередно. Потом выкорчевывали пни и волокли в пещеру, пристраивали вокруг стола, вместо стульев.

Через несколько дней были готовы даже салфетки и коврики, — девчонки сами вязали спицами, чтоб украсить стол, стены и даже нары, которые удалось соорудить без единого гвоздя. А для стола и дверей гвозди мы отнюдь не купили в хозмаге и не принесли из дому. Не-ет. Сделали сами! Деревянные, точь-в-точь такие, какими пользовались наши предки. И двери, сбитые нашими гвоздями, были ничуть не слабее от этого. И петли были не металлические, а из кожи. Таков был принцип Валентина Петровича: все, что возможно, делать своими руками. Единственное исключение — это вместо лучины керосиновая лампа…