Отторжение - [38]

— Ну что вы! — Перебивает мама. — Никаких проблем! Мы понимаем. Конечно, учеба прежде всего. Рита может подвозить его из школы, а потом отвозить домой, если вы не против.

Мистер Фитцджеральд смотрит на меня и соглашается. А мне ну вот только этого не хватало же! Ездить с Шоном в одной машине? Что?!

— Ты же не против, милая? — Спрашивает у меня мама.

— Ну, вообще-то… — я пытаюсь найти хоть что-то, что стало бы весомым аргументом. — Шон и правда часто уходит из школы раньше меня…

— Не волнуйся, — его отец строго оглядывается. — Больше он не будет уходить с уроков.

Как будто я прям за него сильно разволновалась! Я думаю, может, договоримся, и я буду подбирать Фитцджеральда на выезде, за углом? Туда он вполне может дойти пешком.

*** *** *** ***

Лучший результат за контрольную по физике у Фитцджеральда. То есть, что? У Фитцджеральда? Правда? Это просто невероятно, ведь он почти не появлялся на физике! Но его даже в списывании не уличишь — вообще ни к чему не придерешься.

— Как тебе удалось? — Спрашиваю, не скрывая удивления, когда Шон сидит на пассажирском кресле моей машины и смотрит в окно.

Я уже который день подбираю его на выезде из школы. Он не сопротивлялся и не возмущался моему плану — только кивнул. С тех пор, как отец Шона поговорил с ним и с моими родителями в больнице, Фитцджеральд ни разу не прогулял ни одного урока, хотя по нему видно, что школа для него — просто мука. Всегда была, но, как мне теперь кажется, дружба с Питером стала для него отдушиной, в ней он спасался от одиночества, как Питер спасается от людей в стенах дома.

— Удалось что? — откликается Шон тихо, поворачиваясь ко мне.

И я впервые замечаю, какие у него красивые глаза — зеленые, цвета молодой весенней травы, с темными прожилками, и блики от солнца в них — как капельки росы. Просто я впервые так близко и так прямо смотрю ему в глаза. Я машинально реагирую на голос и гляжу на него, отвлекаясь от дороги. Недолго — пару секунд, но меня успевает заворожить этот взгляд. Несмотря на внешний блеск, он у Фитцджеральда уставший и затравленный, как у обвиняемого на скамье подсудимых, которому вот-вот вынесут неутешительный приговор. Меня передергивает, волной накрывает, и надо поскорее плыть к берегу.

— Контрольную по физике, — говорю. — Ты написал лучше всех. Лучше даже Стюарда. И это при том, что ты почти не появлялся на уроках! Даже дополнительное задание выполнил…

— Ну, может, я силен в физике, — совершенно сухо говорит Шон, снова глядя в окно, но потом как будто не выдерживает и усмехается, повернувшись в мою сторону. — На самом деле, Питер занимался со мной.

— Серьезно? — я не верю своим ушам.

— Да.

— Почему бы не заниматься тем же на уроках?

Фитцджеральд не отвечает, пожимает плечами, и больше мы не разговариваем.

*** *** *** ***

Фитцджеральд шепотом произносит мое имя и касается моей руки едва заметно, как будто ветка дерева на ветру. Мы стоим одни у входа в спортивный зал.

— Рита, — говорит он, — сегодня Питеру снимают повязку. Может, ты скажешь, что плохо себя чувствуешь, и мы пораньше поедем в больницу?

Я киваю и говорю, чтобы ждал на парковке. Все равно во время урока вряд ли кто-то увидит нас вместе, а скоро Питера выпишут, и мне больше не придется возить Фитцджеральда и быть его нянькой. И уж конечно, я не собираюсь врать учителю.

Когда выхожу из зала, мне приходит сообщение с незнакомого номера. Открываю — а там коряво нарисованная голова мумии. Это не первое послание. Некоторым ужасно забавно рисовать в тетрадях карикатуры на моего брата. И тут же следом еще одна, из тех, что они выучились рисовать очень хорошо. Я начинаю плакать. Я знаю, что весь класс обсуждает моего брата в отдельном чате, открытом, куда заходят и ученики других классов, и других школ. У них даже целая группа есть, где они соревнуются в уродливости рисунков Питера. И я зачем-то открываю на телефоне эту группу и опять начинаю читать все мерзости и обидные слова. Его называют уродом, чудовищем, за него сватают самых отстойных девочек или героинь кино. Мемы с той первой фоткой гуляют в комментариях с самыми разными пошлыми и гадкими подписями.

Когда подхожу к машине, реву и никак не могу отлипнуть от этой группы, от этих издевательских картинок. Как будто специально режу себя лезвием снова и снова.

— Что ты тут стоишь? — бросаю Фитцджеральду. — Не мог как всегда ждать у выезда?

Сажусь на водительское кресло, а этот даже с места не двигается.

— Ну что? Долго тебя ждать?

Он обходит машину и оказывается с моей стороны.

— Что случилось, Рита?

— Ничего! Поехали!

У меня слезы градом, руки трясутся, — настоящая истерика. И меньше всего мне хочется, чтобы Шон в нее вмешивался или видел ее.

— Может, лучше я поведу? — осторожно спрашивает он. — Ты, по-моему, не в состоянии…

Я киваю и пересаживаюсь.

Фитцджеральд еще два раза спрашивает, что случилось, а мне надо успокоиться, а не объяснять ему. Потом он говорит, чтобы я не обращала внимания, если это опять кто-то что-то сказал.

— Да откуда тебе знать! — срываюсь.

— Что? — спрашивает он.

— Ничего! Вообще, все! Ты прям такой умный, говоришь, не обращать внимания… — я вытираю слезы. — А тебя за что все ненавидят? За что к тебе такое отношение?