Отторжение - [35]
Вот такая она, мама. Вот таков ее взгляд на мир, на себя, на К – луч темного света, его нельзя ни выключить, ни хотя бы приглушить, сделать не таким пронзительным. Тот, на кого она смотрит, может не сомневаться: он существует.
Большинство людей не понимают космос. Даже что такое Млечный Путь не понимают, хотя в нем всего-то несколько миллиардов звезд, подумаешь – небольшая галактика среди двух тысяч миллиардов других. А может, галактик и больше, но пока насчитали двести миллиардов. А еще трудней понять вот что: ну хорошо, пусть двести миллиардов галактик, добрались до последней – а дальше что? Что за пределами Вселенной? Там граница постижимого, то есть за этой границей нет ничего, что может представить человек. То есть это вообще никакая не граница, ее не видно. Нельзя ткнуть пальцем – мол, вот она, граница. Но она есть, эта граница, а за ней – небытие и беспамятство. Вот так и мама. Мама и есть Вселенная – за ее пределами нет ничего, что можно понять. Впереди ее черная безмолвная пустота, и позади черная безмолвная пустота. Вот и все.
К сидит в машине рядом с мамой, на точно таком же сиденье, как будто они равные. Переключает каналы радиоприемника, спрашивает, отвечает на вопросы. Мелкие дела, но за ними прячется большая цель: поддерживать в маме жизнь. Мама может умереть, и К не должна это допустить. Поэтому место рядом с мамой на пассажирском сиденье означает только одно: ей выпала честь исполнить главное задание. Не допустить. Высокая привилегия ответственности.
Как-то раз мама принесла домой длинный список фамилий из бюро регистрации. Они долго сидели и пробовали разные фамилии. Это было очень интересно: придумывать себе новое имя. Уже сегодня знать, как тебя будут называть завтра в школе. Мама хотела взять фамилию, которая звучала бы приемлемо и для англичан, и для шведов, но с обязательным условием: должна начинаться на одну из первых букв алфавита. К читала вслух длиннющий список фамилий на букву “Б”.
Билльстам, Биркё, Бьюрнес.
Бьоркбу? Ну нет. Бьоркхаге, Бьоркшер, Бьоркё, Бладхольм, Блакснес… Есть ли во всем мире хоть один человек, который захотел бы носить фамилию Блакснес? Почему-то это показалось К очень смешным, она хохотала до слез.
Дорандер, сказала мама, пробежав глазами список фамилий на “Д”.
К Дорандер. Салли Дорандер. До-ран-дер. Звучит неплохо.
Примерно через месяц мама вернулась домой и с торжествующей улыбкой сообщила: все в порядке. С этого дня они с К – единственные во всей Швеции с фамилией Дорандер. А может, и во всем мире. Никаких однофамильцев, никаких родственников. Теперь К должна немедленно перестать подписываться фамилией отца и приучиться использовать новую.
В машине есть магнитофон, и они часто слушают мамину любимую запись: Артур Шнабель[29] играет Пятый концерт Бетховена. Каждый раз, когда они едут в свой загородный домик, купленный после продажи таунхауса, слушают эту удивительную музыку. Слушают и понимающе улыбаются друг другу. Это их музыка, их концерт. Не чей-нибудь, а их Бетховен, их Шнабель, это ради них его волшебные руки колдуют над клавиатурой рояля, это ради них играет Лондонский симфонический оркестр под руководством дирижера с прекрасным именем, которое К любит повторять: Малколм Сарджент.
Еще совсем рано. Серо-рыжий пейзаж за окном машины. Почему-то именно по воскресеньям, невзирая на время года, все выглядит так, будто за окном март. Блеклое, болезненное небо, пустые тротуары, скрюченные ветви деревьев. Между домами капризно, без всякого плана гуляет холодный ветер, а Артур Шнабель играет ясно и уверенно, каждая нотка – как жемчужина, выкатывающаяся из круглых шумовок автомобильных динамиков. Красный “моррис” заполнен этими звуками, они то скапливаются воедино и висят в воздухе, как сверкающая хрустальная люстра, то разлетаются и звонко ударяются в стекла.
Выезжают за пределы города, на шоссе. За окном тот же не успевший очнуться от зимней спячки пейзаж, но у них, в закрытом салоне, ликующий бетховенский рай. После каждого безукоризненного пассажа, после каждой то угасающей, то звенящей трели, после каждого освежающего, как глубокий вдох, арпеджио мать и дочь косятся друг на друга: надо же убедиться, что и другая чувствует тот же сладкий, дурманящий восторг совершенства. Триумф, ликование, нежная мощь.
Мама ведет машину очень быстро и нетерпеливо, ругает сквозь зубы нерасторопных автомобилистов. Чертовы воскресные водилы – любимое прозвище, хотя К долго не понимала, чем воскресные водилы отличаются от вторничных водил или пятничных. Потом сообразила – неопытные водители, выезжающие только по воскресеньям. К внимательно следит, нет ли на дороге полицейских машин, и как только заметит, предупреждает маму – снизь скорость. Мы с тобой оппортунисты, приспособленцы, смеется мама. Именно поэтому К единственная в классе, кто смог правильно ответить на вопрос учительницы, что такое оппортунизм.
Концерт, который почему-то называют “Император”, заканчивается строго одновременно со съездом с трассы. Последние четверть часа они едут в молчании. Довольно широкая асфальтированная дорога переходит в тоже асфальтированную, но поуже, а потом и в проселок. С проселка мама въезжает на лужайку и выключает мотор. С одной стороны – терновник, с другой – орешник. Замечательно. А прямо перед ними – их дачка.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.