Отсутствие Анны - [65]

Город распахнулся ей навстречу, как большая музыкальная шкатулка, – и музыка правда разлилась в воздухе.

Город рос вверх, и ей пришлось двигаться с усилием, в гору, но он начинался у самого подножия. Крыши домов смотрели на нее, потому что тут и там среди черепицы она замечала глаза – желтые, голубые, карие, с круглым или вертикальным зрачком или без зрачка вовсе. Глаза моргали, подмигивали, пялились или сощуривались, глядя на нее. Десятки кошек всевозможных размеров и расцветок бежали из-под ее шагов, когда женщина шла вперед.

Она заметила, что и женщины, ведущие маленьких девочек за руки, и кролик, и вывернутый наизнанку человек, и человек с фаршем вместо лица, и все остальные идут рядом с ней, хотя на какое-то время она потеряла их из виду. Они оживленно переговаривались и глазели на город, как и она сама.

Тут и там звенели крохотные колокола на ветвях деревьев, проходили лоточники с ароматным товаром, который никак не удавалось разглядеть, летел привязанный к карнизам тонкий разноцветный шелк, пахли незнакомые пряности и выпечка с корицей и мускатом, мяукали кошки, переговаривались люди и звери в разноцветных одеждах. Мостовые под ногами вдруг разом взъерошились перьями, а потом покорно опали и стали совсем обыкновенными, только тихонько поднимались и опускались, как бока спокойно спящего зверя.

Сотни переулочков и маленьких дорожек ответвлялись от тракта, который привел ее сюда, и некоторые из них шли не вправо или влево, а вглубь или даже вверх. Она сама видела, как, тихо беседуя между собой, две женщины в разноцветных платках медленно пошли по дорожке вверх все выше и выше, прямо в небо.

Попасть в город оказалось действительно просто: это ей только казалось, что самое сложное – добраться сюда. Она продолжала идти в гору, и становилось все труднее. Конечно, она понятия не имела, куда именно идет, поэтому продолжала брести по Материнскому тракту, гудящему под ногами. Постепенно все, кто шел рядом, отделились, отстали или обогнали ее, и женщина осталась одна.

Город тоже опустел сразу – это произошло в тот же миг, как она подумала: «Кажется, я осталась одна», как будто воспринял это как просьбу или команду. Теперь ее сопровождали только кошки. Они мяукали все громче и громче, и это начало действовать на нервы.

– Не стоит злиться на кошек. – Старая цветочница, сидевшая под мостом, первая, кого она встретила за долгое время, погрозила ей пальцем: – Злиться – это вообще не по правилам.

Женщина помассировала виски и с облегчением увидела, что рядом нет ни цветочницы, ни кошек, ни моста. Конечно, все это ей просто привиделось – теперь она видела только город, спокойно и дружелюбно разглядывающий ее своими глазастыми крышами, и слышала только тихий мелодичный колокольный звон.

Она медленно пошла вперед и вверх по тракту. Город больше не казался ей дачным участком – он был просто городом. А она была собой – так или иначе, и вдруг ей перестало быть страшно оттого, что она не помнит себя.

Стоит ли так уж жалеть, что не помнишь себя? Она вовсе не была в этом уверена. Почему-то она вдруг остро почувствовала, что еще совсем недавно была готова дорого заплатить за возможность хотя бы ненадолго побыть не собой. Возможно, она получила то, чего хотела. Возможно, она и сюда-то попала потому, что хотела получить именно это.

Она забрела в тихий двор. Дома здесь казались обыкновенными – может быть, потому, что спали. Их глаза были закрыты, сонно подрагивали веками без ресниц, и стены тихонько поднимались и опускались. В центре двора был старый каменный фонтан. Изо рта кролика, застывшего в прыжке, видимо, должна была бить струя, но фонтан пересох. Над ним склонилось одно-единственное дерево с голым серым стволом. Оно цвело крохотными желтыми цветочками, и вся поверхность двора, мощенная черно-белой плиткой, была усеяна ими. Казалось, само дерево выросло в этом дворе только что, потому что плитка рядом с ним была разломана, как будто, нетерпеливо стремясь ввысь, корни разбросали ее в разные стороны.

Женщина коснулась ствола, оказавшегося теплым и сухим, и в тот же миг из раскрытой пасти кролика в чашу фонтана полилась вода.

Она вдоволь напилась и наполнила флягу. Вода была со странным кисловатым привкусом, как будто в нее выжали лимон, но женщину это не тревожило.

«Попробуешь пищу в царстве эльфов, навсегда у них и останешься», – подумала она словами из старой детской сказки. Вдруг она вспомнила свое имя – Марна – и не ощутила ни облегчения, ни изумления. Только думать о себе стало удобнее… В остальном ничего не изменилось. Имя не имело значения – имели значение только путь и цель пути, а как раз это от нее пока ускользало.

Где-то вдалеке зазвенел колокол – громко, громче тех, что украшали деревья, и Марна посмотрела вверх. Далеко, на вершине одного из холмов, она увидела что-то яркое, увенчанное разноцветными флажками, плюмажами из перьев, сияющее в темноте, как маяк.

«Винтовая карусель», – подумала она, но эти слова ничего не значили. Некоторое время побродив по двору, наступая то только на белые, то только на черные плитки, она решила, что, раз уж помнит что-то о карусели, стоит пойти туда – никаких других ориентиров все равно пока не было.