Отражения звезд - [6]

— Мы с вами так подолгу не видимся, — сказала Агния Николаевна. — Но одно сознание, что вы существуете, поддерживает меня в трудные минуты. — Она не добавила, однако, что все чаще и чаще бывают эти трудные минуты. — Приезжайте в субботу с утра, у меня свободный день, проведем его вместе, побродим по старому городу, потом поедем в один новый район, он строится по проекту мастерской, в которой я работаю. Мне кажется, что все наше будущее должно быть таким: зелень, свет, простор, и с утра все это с тобой, с этого начинаешь день.

Ее маленькая рука с обручальным кольцом лежала на столе рядом с кофейной чашечкой, и Татаринова не впервые тронула верность этой руки, никому не отдавшей себя после смерти мужа.

Они условились, что он приедет в субботу с утра и проведут день вместе.

Перед зимой море долго ворочалось, словно никак не могло улечься на покой, показало напоследок свою силу в тяжелый шторм, потом затихло, только набегали на берег плоские, словно загустевшие волны, а небо по временам было нежно-сиреневым и примиренным.

Дом Агнии Николаевны стоял высоко на дюнах, и из окна своей комнаты Татаринов увидел ту голубовато-серую бескрайность моря, которая неизменно вызывает мечту видеть всегда такой простор перед собой, засыпать под неясный гул, а просыпаться от морской тишины...

Он стал устраиваться, разложил на столе папки и книги, а над столом висел написанный маслом портрет архитектора Виксне, художник изобразил его за рабочим столом, позади седеющей головы архитектора густо синело в окне широкое небо, а рука лежала на столе с опущенной книзу кистью, чтобы не видна была ее беспалость и чтобы казалась сильной, уверенной рукой зодчего...

Соседка Каролина Яновна, с полным, добрым лицом, вдова рыбака из Вентспилса, сказала сразу же:

— Если что-нибудь будет нужно, я днем дома, только утром ухожу убирать в санатории.

— Ничего не нужно, — ответил Татаринов. — Буду работать — и все.

— Как это ничего не нужно? Скажите только, что́ любите, я куплю и сготовлю.

— Я больше улиток люблю, но их зимой не достанешь. Так что только картошечки да хлеба, а с приварком я сам управлюсь.

Каролина Яновна еще постояла немного, спросила:

— Вы правда улиток любите? Это гадость.

— Можно и без улиток, — согласился Татаринов — Вообще я старый шутник... поживу возле вас — привыкнете ко мне.

— Я так и подумала, что вы шутник, — сказала Каролина Яновна. — Только, пожалуйста, не шутите со мной, а то пойду искать для вас улиток, что обо мне подумают?

Но ее большое, доброе лицо оставалось серьезным, она не любила, наверно, шуток, в жизни все должно быть по-настоящему, и Татаринов успокоил ее:

— Будем просто дружить — ладно?

И они условились, что Каролина Яновна станет покупать хлеб и картофель, а сготовить суп или поджарить что-нибудь сможет заодно, когда будет готовить для себя, истопит и печь с утра, это хорошая комната, в ней всегда тепло, если аккуратно топить.

А о том, что муж Каролины Яновны погиб в море при налете немецкого истребителя на суда рыбаков, Татаринов узнал позднее, когда уже не один вечер провел в домике у Каролины Яновны, послушал программу «Время» по телевизору и они порассказали друг другу о своей жизни.

— Ну, у меня несчастье было, а вы почему же один? — спросила Каролина Яновна раз. — Вы ведь тогда еще не старый были.

И Татаринов вдруг с откровенностью, какой не ожидал от себя, сказал:

— Стала отвыкать от меня понемногу моя жена, пока носился с места на место... а тут другой встретился. Так что, если разобраться, война отняла ее у меня.

— Ну нет, — сказала Каролина Яновна. — Мы с мужем жили так, что если бы знала — погиб он, и я не стала бы жить. Только не знала: не вернулись с лова восемь рыбаков, а море тихое было, и я все ждала и надеялась.

Каролина Яновна говорила по-русски твердо, произнося слова до последней буковки, и Татаринова чуть умиляла ее старательная речь.

Позднее он рассказал, что пишет о той науке, которая призвана спасать человека, и Каролина Яновна одобрила, что он пишет об этом, потому что человек прежде всего должен жить.

Зимой в городе-курорте тихо и безлюдно, улицы пусты, дома стоят частью с закрытыми ставнями или забитыми досками окнами, но возле тех, в которых постоянно живут, лежат во дворе аккуратно напиленные и перевязанные полешки или накрытый рогожами заготовленный на зиму уголь.

А на пляже, вдоль серого плоского моря, гуляет неумелой походкой один из отдыхающих, непривычный к тому, что ему некуда спешить или высыпет из дома отдыха группа с экскурсией в местный краеведческий музей, и экскурсовод, курносая девушка в розовом берете с помпоном, расскажет по дороге о диковинках Балтийского моря, выбрасывающего нередко на берег куски янтаря.

Татаринов установил порядок своего рабочего дня, сейчас же после завтрака садился за работу, и то, что было предметом его размышлений, все шире и шире раскрывалось перед ним. А в субботу, хотя и условился с Агнией Николаевной, в город не поехал, сказал ей по телефону, что усердно работает, и они уговорились о встрече в следующий ее свободный день.

Ночью он проснулся вдруг от какого-то странного томления. Все вокруг словно глубоко затонуло в немотной тишине, а на рассвете увидел, что началась оттепель, в густейшем, пуховом тумане заглохло даже море, но, когда почти на ощупь спустился на берег, стало совершаться чудо преображения: бесплотное марево наливалось палево-розовым светом, проступили словно растушеванные сосны на дюнах, серебряно освещенная солнцем, плыла чайка, как маленький парусник, и Татаринов, идя по берегу и оставляя на влажном песке губчатый след, ощутил такое торжество жизни, такую радость существования, что даже заломило немного в левой стороне груди...