Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - [4]

— Я, милый друг! — смеётся он. — И к тому же в отпуске! Со мной такого не случалось последние тридцать лет. О, я держался, конечно! Но можно ли сопротивляться этому массовому психозу всю жизнь? Нет! Вот вам и результат!

Я показываю на место арбитра.

— Я даже не подозревал, что…

— Я подумал, что будет лучше, если вы не будете знать обо мне во время турнира, чтобы не смутить вас.

Привычным движением он гладит свой череп, гладкий как электрическая лампочка. И тут его часы «Пьяже» вспыхивают ярким отблеском. Я смотрю на них, как коридорный смотрит через замочную скважину в номер молодожёнов. Патрон замечает мой взгляд и сдерживает улыбку.

— Спасибо за световые эффекты, патрон, — шепчу я ему на ухо, — они были очень кстати.

— Я не понимаю, о чём вы, Сан-Антонио, — возражает Скальпированный с невинным видом пассажира метро, когда дама вдруг кричит: «Может, уже хватит, бесстыдник?»

— Я хочу сказать, господин директор, жаль, что вы не были в зенитной батарее во время последней войны.

Двадцатью минутами позже мы сидим на террасе «Карлтона» перед ориндж-водкой, настолько охлаждённой, что от одного её вида и эскимос подхватил бы насморк.

Биг-Папа выглядит несколько смущённым оттого, что его обнаружил один из его сотрудников во время отпуска. Легенда кончилась, ребята! Этот трудяга, этот служитель долга, этот строгий отец, в свою очередь, попал в адов круг отдыхающих! Он оправдывается, положив ногу на ногу и обхватив своё начальственное колено аристократическими клешнями.

— Отправляясь на Лазурный Берег, дорогой Сан-Антонио, — объясняет он, — я не поддался смехотворному искушению отведать сладкой жизни, я только хотел посмотреть, что из себя представляют эти хвалёные, эти вечные каникулы, которые захватили моих современников, которые их захлестнули, подчинили, связали с профсоюзом, увели от дел, и с каждым днём заставляют забыть ещё сильнее радость труда, которая так тонизирует. Слушая восторженные воспоминания моих знакомых, я смутно чувствовал, что эти периоды расслабления полны скуки и что единственным их интересом было дать людям пищу для разговоров, возможность блеснуть за здорово живёшь, словом, показать себя тем, кем никогда не был, но которым можно себя представить на пляжах и на переполненных дорогах прошедших сезонов. Воспоминания об отпуске должны выдерживаться несколько месяцев, чтобы набрать сок. Я заметил, Сан-Антонио, отпускники, вернувшиеся после своих вылазок, рассказывают о них не с таким лиризмом и такими деталями, как шесть месяцев спустя. Вывод: отпуск должен отфильтроваться, осмыслиться, отполироваться силой воображения. Одним словом, его надо пережить, чтобы избавиться от него. В общем, надо, чтобы накопился материал, вся работа начнётся по возвращении. В наше время люди «берут» отпуск с июня по сентябрь, но по-настоящему они «отъезжают» лишь после октября, ибо удовольствие от отпуска приходит лишь однажды вечером после рабочего дня и только в компании людей, которые проводили свой в другом месте!

Мой высокочтимый шеф делает глоток своей ориндж-водки. Это питьё ему под стать, ибо позволяет принимать спиртное с таким видом, будто пьёшь невинный фруктовый сок.

— Таким образом, господин директор, вы приехали на море для того, чтобы сделать социологическое исследование?

Я знал, что выражение ему понравится. Лицо его осветилось.

— Вот именно, друг мой. Социологическое исследование. Я остался один после того, как супруга и дочь уехали к родственникам в Америку, наша почтенная фирма работала в заторможенном ритме, в Париже чаще слышалась английская, чем французская речь, поэтому я и решил сопоставить то, что есть, с тем, что я предполагал.

— И каков же ваш вывод?

Он удручённо качает головой:

— Я предполагал недостаточно и плохо! Боже, как всё это прискорбно! Смотрите! — отдает он приказ, указуя на набережную Круазет безапелляционным указательным. — «Они» едва передвигаются! «Они» толкутся, как в метро в час пик. «Они» уже не знают, чем заняться, чтобы иметь весёлый вид. Время отпуска, Сан-Антонио, это время, которое надо убивать, а убивать время труднее, чем что-либо. Я это начал понимать на четвёртый день своего пребывания здесь.

— Не хотите ли поужинать со мной и моей матушкой вечером, господин директор? — предлагаю я, вдруг почувствовав к нему жалость. — Мы сняли небольшую квартиру в верхних Каннах.

Он качает головой:

— Вы очень любезны, мой малыш, но я домосед, хотя «Карлтон» вряд ли можно считать идеальным местом для отшельничества. Я выхожу так редко, и, уж конечно, не по вечерам. У меня в чемодане всегда есть мой Декарт. «Рассуждение о методе» — неплохой спутник для старого одинокого человека, которым я являюсь.

Он сейчас доведёт меня до слёз, если будет продолжать в том же духе. Биг босс стал полным затворником.

— Одним словом, босс, вы приехали на Берег для того, чтобы предаться грустным размышлениям?

— Без предубеждений, поверьте! Я прибыл сюда без предубеждений. Но зрелище, которое мне открылось, довольно быстро навеяло мне монашеское настроение.

Едва он договорил, как одна рыжая девица, весьма компанейской внешности, ужасно съедобная в своём пляжном платье, лёгком, словно вечернее дуновение, пикирует прямо на наш стол и тут же целует старика взасос.