Отложенная война - [151]

– Думэ руссэ, – пренебрежительно сплюнул, глубоко затянувшись, один из пулеметчиков.

– Эр ист кэйн руссе, ер ист юде, – насмешливо хохотнул обладатель пулемета.

Лева догадался, что первый обозвал его каким-то нехорошим словом, как русского, а второй поправил товарища, что он, мол, не русский, а еврей.

– Йя, их бин юде, – радостно и глупо закивал Лева, подтверждая, что он действительно еврей. Трусливый глупый и, самое главное, совершенно для них неопасный еврей.

– Ву ист дэнэ хаубице, шмуцигай юде? – недовольно повторил немецкий командир, подойдя еще ближе и угрожающе тыча Леве тонким стволом автомата в живот.

– Васт ист хаубице? – вытаращив глаза переспросил Лева, замечая, что оба целившихся в него солдата опустили свое оружие, целиком полагаясь на автомат командира; один вообще отвернулся к пулеметчикам и закинул ремень карабина на плечо; другой сапогом отшвырнул подальше вбок карабин Левы.

– Их бин юде, – опять подтвердил Гороховский, глупо вытаращив и без того круглые глаза и, наконец, решил действовать. Не меняя положения ног, он всем своим мощным корпусом повернулся влево и левой рукой широко махнул назад. – Хаубице! Айн, цвай, драй, фир хаубице!

Унтер невольно отвел взгляд от Левы и посмотрел в направлении его машущей руки, правда, дуло автомата он по-прежнему нацеливал ему в живот. Правой рукой Лева ухватил короткий ствол и резко дернул его от себя, направляя на остальных немцев, а левой, сжатой в здоровенный кулак, еще мгновение назад показывающей расположение четырех гаубиц, стукнул автоматчика в лицо под каску, сокрушающим ударом вминая ему тонкие кости носа в глубину арийского черепа. Обалдевший от неожиданной боли фашист, перед тем, как потерять сознание, таки успел нажать на гашетку своего автомата и дружественным огнем прострочить рядом стоящих подчиненных с карабинами. Пробитые круглоголовыми парабеллумовскими пулями солдаты в первое мгновение прикрыли своими телами пулеметчиков и те попробовали было организовать отпор: первый номер потянул вверх свой стоявший прикладом на земле пулемет, а остальные судорожно попытались достать висящие наискосок за спинами карабины.

Лева отобрал кургузый автомат у его свалившегося безвольным кулем на землю обеспамятевшего хозяина и дал непродуманно длинную очередь по пулеметному расчету. Патроны в прямом коробчатом магазине закончились явно раньше времени. Когда затвор автомата замер в переднем положении, к большому Левиному сожалению на ногах все еще оставался стоять первый номер, получивший пулю только в мякоть бедра. Не обращая внимания на рану, он уже держал наперевес свое грозное оружие и отводил назад рукоятку перезаряжания. Не успевая ни подбежать к нему, ни подобрать с земли собственный карабин (кстати, стоящий на предохранителе), Лева со всей своей недюжинной силы просто метнул в сторону врага, как городошную биту, трофейное оружие. Получив в грудь четыре килограмма железа с бакелитом, помноженные на бешеную скорость в квадрате, пулеметчик с вмятыми в легкие переломанными верхними ребрами, выпустил свое опасное скорострельное оружие и с перехваченным дыханием рухнул на спину, как выбитая в городках фигура.

Из шестерых немцев непосредственной опасности больше не представлял никто, но Лева захотел перестраховаться. Он поднял с земли свой карабин, снял с предохранителя и, подходя к каждому поближе, добросовестно прицелившись, аккуратно простреливал голову, бормоча вслух, «привет от юде». Чтобы добить шестого, ему пришлось выдавить в опустевший магазин новую обойму.

Без тени жалости прикончив всех, Лева прислушался и внимательно огляделся: похоже, других фашистов поблизости не водилось. Возможно, это был передовой дозор или разведка. Хозяйственному сержанту пришло в голову, что в вооружении их расчета явно не хватало оружия для ближнего боя с вражеской пехотой. Он снял с мертвого немецкого унтера ремень с черной кобурой пистолета, плоским штыком и двумя трехсекционными брезентовыми подсумками с запасными автоматными магазинами (фляжку, лопатку и котелок он за ненадобностью откинул – такого добра и у самих навалом); сильно переместил на ремне пряжку и нацепил на себя; заменив пустой магазин полным, повесил автомат на шею, не взводя затвор, и закинул наискось за спину свой карабин, снова поставленный на предохранитель. Вытряхнув на траву ранец унтера, Лева вернул обратно только картонные пачки с пистолетными патронами и сигареты, прихватив торчащие у мертвого за поясом две гранаты на длинных деревянных ручках. Обойдя остальные трупы, добавил в ранец (в хозяйстве пригодятся) все гранаты, снаряженные винтовочными патронами обоймы из подсумков, сигареты и патроны в картонных пачках; еще забрал кобуру с пистолетом и подсумок с инструментами для пулемета. В металлических коробках ожидаемо оказались набитые патронами ленты, а в висевшем у одного из убитых за спиной жестяном футляре – два сменных, как он понял, пулеметных ствола.

Почти ничего не соображающий в чужом пулемете Лева, решил забрать с собой все: раз немцы таскали с собой эти принадлежности – значит так надо. Другой вопрос, что они это все несли втроем. Так что же? Бывший портовый грузчик тяжести испугается? Часть набитых патронами металлических пулеметных лент он переложил на еще свободное место в ранце, а две другие железные коробки с помощью изъятых у немцев наплечных ремешков и ремней укрепил на сам ранец.