Отложенная война - [150]

Гороховский отступил в лес, постепенно вытравливая телефонный провод. Скрывшись за деревьями, он присмотрел себе метрах в тридцати от самодельного фугаса свежую воронку, очевидно от немецкой бомбы, спрыгнул в нее и очень мягко выбрал слабину подрывного шнура; слегка отпустил черный провод, чтобы тот лег на землю и не вызывал подозрений; обрезал перочинным ножом; намотал свободный конец на правый кулак и, осторожно выглядывая над краем воронки, нашел удобную для наблюдения позицию.

Управился он вовремя – немцы долго себя ждать не заставили. Без стрельбы, настороженными перебежками, прикрывая друг друга, они приблизились к его родной гаубице с двух сторон. Между стволов деревьев и редких кустов Лева видел, как солдаты в чужих мундирах, опасливо наставив карабины с примкнутыми плоскими штыками, сходятся к орудийной позиции. Не обнаружив противника, фашисты опустили оружие и громко закаркали на своем противном языке, который Лева с трудом, на тройку, когда-то изучал в школе. Спрятав голову за край воронки, сержант обхватил правый кулак левой ладонью, резко рванул на себя, оттаскивая снаряд от прижатой им «феньки», скрючившись, упал на рыхлое дно и стал считать секунды: «И раз, и два, и три, и четыре…». Задумка у него вполне получилась.

Ахнуло едва ли не сильней, чем при бомбежке, и как-то (или ему показалось?) слегка растянуто по времени. Сверху на скрючившегося в воронке оглохшего Леву посыпались подброшенные взрывом комья земли и сбитые ветки. Хорошо еще, подумал он, что никакая железяка не прилетела. Немножко подождал, отряхнулся и, приподняв бинокль, немного высунулся над краем воронки. Немцев, только что стоявших вокруг орудийной позиции, смело начисто – никто нигде даже не стонал и не шевелился. Далеко отбежать вряд ли кто из них успел. Почти десяток 22-кг осколочно-фугасных гранат, сложив вместе свои ударные волны и стальные осколки, рванув на поверхности земли, гарантированно не должны были дать никому шанса на жизнь в окружности диаметром метров так сорока, если не больше. Хоть убегай, хоть на землю падай, а полный капут вам, господа фашисты, (сами напросились) неминуемый, с персональным приветом от Левы Гороховского. Больше здесь делать было нечего и сержант, сняв на всякий случай из-за спины карабин, осторожно вылез из воронки и побежал под уклон пологой высотки на восток.

Бежал он без тропинки, просто выдерживая направление и не всегда обминая беспорядочно растущие кусты. Держать на бегу заряженный карабин обеими руками было неудобно, по лицу то и дело хлестали ветки. Лева на минутку остановился; оттянув на себя двумя толстыми пальцами рифленую по краям пуговку предохранителя, повернул влево, надежно блокируя движение затвора и ударника, и снова побежал дальше, уже держа свое оружие со свисающим вниз холщовым ремнем только в правой лапище, а вытянутой впереди себя левой рукой отводя неприятные для глаз препятствия. Бежал недолго. Проломившись через очередной куст, Лева замер как вкопанный увидев направленные на него буквально с пары метров дула двух немецких карабинов.

Над обоими дулами из-под низко надвинутых чужой формы касок напряженно смотрели безжалостные глаза; напряженные пальцы замерли на спусковых крючках. Лева буквально спинным мозгом почувствовал, что одно его подозрительное движение, и два указательных пальца, уже полностью выбравшие люфт спусков, мгновенно сдвинутся еще чуть назад, после чего его собственная широкая грудь будет насквозь пробита двумя остроконечными пулями. И заштопать такие дырки уже вряд ли получится. Он замер, боясь глубоко вздохнуть; слегка нагнулся; преувеличенно медленно положил свой карабин на землю и услужливо поднял вверх руки, постаравшись придать лицу испуганное и услужливое выражение. С левого боку подошел еще один фашист, нацелив на него висящий на ремне через плечо короткий автомат с голым, в отличие от советских пистолетов-пулеметов, тонким стволом.

– Ву зын ди ваффе? – непонятно для Левы спросил фашист с автоматом, судя по широкому серебристому канту на погонах, хоть и не большой, но командир. Унтер?

– Нихт ферштейн, – вспомнил Лева давние уроки немецкого.

– Бист ду эйн артыллерыст? – ближе подошедший немец потыкал пальцем ему в скрещенные пушки на погонах.

– Йя, йя, – угодливо закивал головой Лева, услышавший знакомое слово. – Артиллерист, артиллерист.

– Ву ист дэнэ хаубице?

– А-а! – дошло до Левы. – Гаубица?

– Йа, йа, – одобрительно покивал головой немец. – Хаубице.

Лева решил, что немец хочет узнать, где позиция их батареи; но тянул время, строя из себя перепуганного и неопасного для них тугодума, догадываясь, что когда он им скажет, все, что они хотят услышать – его, скорее всего, просто пристрелят; заодно и зыркал глазами вокруг, усваивая обстановку. Кроме двух немцев, по-прежнему держащих его на прицеле своих карабинов и допрашивающего с автоматом, на небольшую полянку, вышли еще трое: один держал на плече ручной пулемет с небольшого диаметра барабаном сбоку, а двое несли в каждой руке по железному ящичку. Немец с пулеметом поставил свое опасное оружие короткой рогулькой деревянного приклада на землю и полез в карман за сигаретами. Сопровождающие его номера расчета тоже опустили под ноги свои крашенные в серый цвет железные короба и достали собственные мятые пачки, карабины наискосок висели у них за спинами; у пулеметчика на животе, слева от пряжки, дополнительно красовалась большая черная кобура.