Откровения Блаженной Анджелы - [65]

224. Есть и другие, которые считают себя любящими Бога и действительно любят Его, но любовью немощною и несовершенной. Ибо любят они Бога ради того, чтобы простил Он их грехи, освободил их от ада и даровал им славу рая, а не ради благости Его; любят Бога, дабы сохранил Он их в благом состоянии, а они не оскорбляли Его более и не утратили рая. Другие любят Бога, чтобы у них были утешения и сладости Божественные и чувства духовные. Любят другие Бога, чтобы Он любил их. Другие любят духовно друзей и родных, так как хотят, чтобы те были духовными и благими, да не воспоследует им позора, но да получат они пользу и честь. Ученые любят Бога, чтобы даровал Он им смысл, знание и разумение Писания; не умеющие же читать хотят говорить духовно не в честь Богу и не на пользу другим, а для того, чтобы больше их любили и почитали. Любят быть духовными, чтобы считали их духовными и чтобы любили их духовные, и это ради своей личной пользы и чести. Любят быть бедными, терпеливыми и послушными, любят внешнее смирение и добродетели, чтобы добродетелями превосходить других, и хотят, чтобы никто не мог приблизиться к их совершенству. Не хотят они, чтобы кто-нибудь был равным им, и кажется, что в этом уподобляются они Люциферу, который не захотел, чтобы какая-нибудь тварь была равна ему. Некоторые любят пользоваться всеобщей славой святости, чтобы хвалили их и добрые и злые за святость, и сами они хвалят всех духовных и недуховных, чтобы не осудили их за опрометчивое осуждение.

225. Некоторые любят послушника (devotum) своего или послушницу свою любовью духовной и совершенной, ибо любят их целостно и по Божески. Но любовь эта иногда слишком вырастает и становится худой, если не управляется она оружием великого различения; и становится она иногда плотской или бесполезной и вредной, когда слишком друг с другом общаются и бесполезно теряют время, ибо сердца их связаны без различения. Эта любовь возрастает и, возрастая, обладает тем, чем желает обладать, т. е. присутствием любимого, а если не обладает, то становится немощной. И если обладает она, то возрастает свыше меры и, возрастая целостно, преображается в любимого, так что все приятное одному, приятно и другому, и неприятное одному, неприятно и другому. А так как у души нет оружия достаточно сильного для управления пламенем этой любви, которое постоянно возрастает, и нет у нее совершенного устроения и различения, то и необходимо, чтобы в конце концов пришла любовь в расстройство. И много больше следует бояться, если в таком расстройстве любимый лишен сказанного оружия и ранен подобным же мечом любви, ибо тогда они оба начинают обнаруживать друг другу тайны своей любви и, между прочим, обнаруживают друг другу, как они друг друга любят, говоря: “Нет в мире никого, кого бы я так любил и так носил бы в сердце своем”. Так говорят они, ибо необходимо, чтобы говорили они о том, что чувствуют. И таким образом стараются они любить друг друга вследствие взаимного чувства и ради духовной пользы, которая, как они уверены, есть в такой любви. Однако, когда всплывает искушение в чем-нибудь недозволенном, что может воспоследовать из такой любви, сначала противится этому разум, ибо не совсем задушен он любовью. Но потом вместе с ростом любви разум начинает потесниться и дух становится немощным, и начинает человек верить, что касание любимого и тому подобное не грех и не вредно душе, и поэтому допускает это;

и так начинает он слабеть и понемногу ниспадать с состояния совершенства. После же того, как разум, задушенный любовью, немного отклонится от своего пути, начинает человек считать опасное как бы за ничто и говорить: “Это можно делать, потому что нет во мне никакого злого намерения, потому что не большой это грех”. И понемногу начинают они считать подобные дела дозволенными, и так вместе с ростом любви каждый преображается и переносится в волю другого, так что делает все, что хочет другой, и ничто разумное уже не противится. Так всецело следует он своему возлюбленному во всем, что тот хочет, и вследствие сказанного расстройства, если побуждает он ко злу, не может противиться, если же не побуждает, то сам побуждает, зная, что приятно это любимому. И тогда отвлекается он от молитвы, воздержания, уединения и ото всех добродетелей, в коих привык упражнять себя, и всю любовь Божественную преображает в эту жалкую любовь. И настолько иногда возрастает такая любовь, что слова любимого и его присутствие уже не удовлетворяют того, кого прежде удовлетворяли слова и присутствие; но желает больше знать любящий: так же ли поражен стрелою любви любимый, как и любящий. И если может знать, велика опасность и для того, и для другого. Ведь тогда оба, один полагаясь на другого и уверенный в нем, склоняются (после того, как уже не удовлетворяют их ни слова, ни присутствие) ко всякому делу праздному и худому. И поэтому говорю я, что любовь для меня подозрительнее всего и в ней заключено всяческое зло. Берегитесь же змеи!

226. Из-за худой любви хочу я иметь в подозрении и хорошую любовь между ближним и ближним, ибо указанным образом хорошая любовь делается худой. Даже любовь к Богу становится худой, если не управляет ею различение и не защищает Его оружие. Оружие же, коим должно в Боге управлять хорошею любовью к Богу и ближнему, дается человеку в преображении его души. Трояко преображение, коим преображается душа в Бога: иногда душа преображается в волю Бога, иногда с Богом, иногда внутри себя. Первое преображение бывает тогда, когда душа стремится подражать жизни Богочеловека страдальца, ибо в этом явлена воля самого Бога. Второе преображение бывает, когда душа сверх этого соединяется с Богом и не только любит Бога волею, но вместе с этим испытывает великие чувства и великие наслаждения о Боге, однако могут быть они выражены словами и помыслены. Третье преображение бывает, когда душа так преображена внутри Бога, а Бог внутри ее, что высочайшее чувствует и вкушает она о Боге, настолько, что ощущаемое никоим образом не может быть ни выражено словами, ни помыслено, разве только тем, кто ощущает. Хотя первое преображение правит любовью любящих сильно, однако не настолько, насколько нужно, и любовь может еще обмануться. Второе преображение, если оно достаточно живо, довлеет для управления любовью. Третье же выше всех в управлении любовью. Это третье (и даже второе) совершенно вливается и вносится в душу благодатью; и это третье и второе, хотя и не совершенно оно, — некая мудрость, с помощью коей душа умеет править любовью к Богу и ближнему. Ибо ощущение Бога, сладости и пламенение, производимые в душе благодатью Божией, с помощью этой мудрости душа умеет сочленять, и так сочленять, что длится любовь и может пребывать в том, в чем началась, и не выказывается вовне ни смехом, ни прыжками, ни другими движениями. Равным образом и в любви к ближнему или послушнику столь умеет она быть мудрой и зрелой, что показывает и направляет когда, насколько и как надлежит снисходить к ближнему, а когда — не надлежит. Ибо в единении души с Богом душа приобретает сказанную мудрость и некую зрелость, и значительность мудрости, и чуткое различение, и некий свет, так что вместе с ними так может править любовью к Богу и ближнему, что уже не может обмануться и низвергнуться. А кто не ощущает в себе влитою такой мудрости, тот никогда не должен соединяться с кем-нибудь в такой исключительной и самоотверженной любви, хотя бы и делалось это ради Бога и по доброму намерению, ибо уже указаны опасности, проистекающие из такой любви, и никто не должен связывать себя с другим любовью, если не знает, не умеет и не может легко разлучиться с ним, когда захочет.