Откровения Блаженной Анджелы - [20]

37. Также другое мучение терпела я от того, что все пороки во мне оживали, а иногда еще оживают и теперь. Не то, чтобы они подчиняли в жизни мой рассудок надолго, — но доставляют они мне и приносят великое мучение. Даже пороки, каких никогда не было в моем теле, приходят в меня и возжигаются, и приносят мне великое мучение. Но не живут они жизнью непрерывной и, когда снова умирают, дают мне великое утешение. Вижу, что предана я многим бесам, оживляющим пороки, которых я страшусь и которые уже умерли, и прибавляющим такие, каких никогда прежде не было. И вспоминая, что Бог был на земле скорбным, презренным и бедным, я желала бы, чтобы все мои беды, если это нужно, удвоились.

38. Иногда нахожусь я в ужаснейшем мраке бесовском, где нет никакой надежды на благо. И мрак тот ужасен. И возбуждаются в теле пороки, которые, как я знаю, внутри души умерли. Но вне души возбуждают их бесы; а они возбуждают даже те, которых не было. А в теле по меньшей мере страдаю я в трех частях. В местах срамных такой огонь, что обычно прилагала я огонь вещественный для уничтожения другого огня вожделения, пока духовный отец мой не запретил мне этого. Когда нахожусь я в том мраке, кажется мне, что предпочла бы я сгореть, чем терпеть сказанное. И тогда говорю я Богу: “Боже, если должен Ты послать меня в ад, не отлагай этого, а делай сейчас же; и раз Ты уже оставил меня, доверши это и потопи меня в бездне!” И понимаю я тогда, что это дело бесов, и что пороки эти не живут в душе (ибо душа никогда не соглашается с ними), но тело терпит насилие. И такова мука и такова тоска, что тело не вытерпело бы, если бы это продолжилось. Но и душа видит, что отнята у нее всякая мощь. Хотя и не соглашается она с пороками, но совсем нет в ней власти противостоять порокам. И видит, что она против Бога. И так падает она и мучается в пороках. Есть один порок, допущенный Богом проникать в меня. Его никогда не было во мне, но ясно и до очевидности знаю я, что Бог позволяет ему проникать в меня. Этот порок так велик, что превосходит все другие. И есть одна добродетель, которая явно дается мне Богом против этого порока: через нее освобождает меня Бог. И если бы не было у меня твердой веры в Бога, осталась бы она у меня только из-за этого, и из-за этого осталась бы у меня твердая и верная на-дежда, в коей не могу я сомневаться. И добродетель эта всегда одолевает, а порок гибнет. И добродетель держит меня и не дает мне впасть в порок. И у добродетели этой такая сила, что не только она держит меня, но и дает мне такую силу доброде-тели, что, истинно, в этом познаю я Бога и озаряюсь и утверждаюсь настолько, что все люди в миру и все бесы в аду и все, что существует, не могут подвигнуть меня на малейший грех. И с этою добродетелью пребывает во мне вера в Бога. Порок же тот так велик, что стыжусь я назвать его. И так велик тот порок, что, когда сказанная добродетель сокрыта от меня и, как мне кажется, оставила меня, нет ничего: ни стыда, ни казни, что могло бы меня удержать от того, чтобы сейчас же не ринуться в грех. Однако тогда приходит эта добродетель и своею силою освобождает меня, так что я сама уже не могу согрешить ради всего блага или зла в мире сем. Эти труды нм носила я два года и даже больше.

39. [И, как я, брат писец, видел, верной Христовой на сказанном шестом шагу было много ужаснее, чем можно описать. Но этот шестой шаг продолжался недолго, а именно — почти два года, и шел вместе с седьмым шагом, который начался немного раньше шестого и который следует ниже, самый удивительный из всех. И видел я, что названный шестой шаг, ослабевая, прекратился в малое время, но не совсем; и видел, как он совершенно исчез, особенно применительно ко многим телесным страданиям, коими всегда она была исполнена. И видел я, что верная Христова пребывала на седьмом шагу сверх того, что можно сказать, все возрастая в Боге. И хотя все вре-мя была она весьма немощна и могла есть очень мало, однако была она очень полна и румяна, но опухала она и чувствовала боли во всех членах и во всех суставах тела, так что лишь с великим мучением могла двигаться, для того ли, чтобы ходить, или даже для того, чтобы сесть. Но сама она за очень малое считала все мучения телесные. После всего того, о чем написано, находилась она на седьмом шагу и уже почти совсем оставила шестой, и сказала она мне о шестом шаге так:] Борется обычно в душе моей некое смирение и некая гордыня, весьма противная. Смирение в том, что вижу я себя отпавшей от всякого блага и вижу себя вне всякой добродетели и вне всякой благодати, и вижу в себе такое множество грехов и недостатков, что не могу помыслить, чтобы Бог впредь пожелал сжалиться надо мной, и вижу я себя жилищем дьявола и работницей и поклонницей бесов, и вижу себя дочерью их, и вижу себя вне всякой праведности и вне всякой истинности и достойной самого низкого и последнего места в адской пучине. А это смирение — не то смирение, какое чувствую я иногда и которое делает мою душу довольною и приводит ее к мысли о благости Божественной. Ибо это описанное выше смирение приносит лишь неисчислимое зло. Поэтому видится мне внутри души, что вся я окружена бесами, и вижу я недостатки в душе моей и в моем теле, и закрыт для меня Бог и сокровен во всякой части Своей и в благодати, так что никоим образом не могу я вспомнить о Боге и не помню о Нем, ибо и сам Он этого не допускает. И, видя себя осужденной, совсем не беспокоюсь я об осуждении моем, ибо больше беспокоюсь и больше скорблю я о том, что оскорбила Творца моего, коего не хотела бы оскорбить и оскорблять ради всех благ и зол, которые только можно назвать. Поэтому, видя бесчисленные оскорбления, нанесенные мною Богу, борюсь я со всеми членами моего тела и с бесами, дабы победить и одолеть сказанные пороки и оскорбления. И никак не могу я этого достичь; и даже не нахожу никакой лазейки, ни окошечка и вообще никакого средства, с помощью которого могла бы я ускользнуть или пособить себе. И вижу я, сколь глубоко я пала.