Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира - [39]

Шрифт
Интервал

И вдруг - все изменилось...

Отелло, которому он вверял свою жизнь - которому он верил как себе! - этого Отелло вдруг как подменили! Немыслимо, непостижимо - должность, добытую Яго собственной кровью и многолетней верностью, его командир отдает никчемному красавчику, даже не нюхавшему пороху и никогда не водившему эскадрона в бой!

Да и не в должности дело...Дело - в предательстве.

Отелло предал своего честного и верного солдата. Он нарушил незыблемый воинский закон - закон доверия. Как верить предавшему командиру? Как теперь идти с ним в атаку? Как теперь доверять ему свою жизнь?..

*

Многие исследователи говорили, что Отелло убил Дездемону вовсе не из-за ревности, а потому, что ее измена расценивалась им как предательство. Вот почему даже одна мысль о ее измене была для него мучительна до болезненности. Он же верит Дездемоне! И вдруг она - предательница? Как пережить эту страшную мысль? "Ты вздернул меня на дыбу" - говорит Отелло о своей боли.

То же самое мог бы сказать и Яго.

Нет, вовсе не должность отнял у него Отелло своим решением. Разве корысть движет его местью? Нет. Предательство Отелло - вот страшный удар, который насквозь пронзил душу Яго, отняв у него нечто намного большее, чем должность - веру в безусловную надежность и честность своего командира.

Посмотрите, с какой страстной горечью он призывает небо в свидетели по весьма странному поводу: "Пусть будет мне небо свидетелем, что служу не из любви и долга, а делаю тут вид, преследуя свою личную цель".

Значит, были у Яго и любовь и долг! Вот что разрывает ему душу. Вот почему его клятва так странно звучит - он как будто и сам не верит, что сумеет убить в себе те самые любовь и долг, которыми он так долго питал свое сердце.

Яго потрясен до глубины души. Боль ослепляет его. Достоин ли командир, обесчестивший себя сделкой с совестью, - достоин ли такой командир честного и преданного Яго? Не достоин.

С этой минуты Отелло перестает для него существовать. У него больше нет командира. Есть только предатель, не достойный ни уважения, ни жалости, ни любви.

Но с другой стороны...

Если командир, которому он так верил, предал его, то почему справедливость все-таки не должна восторжествовать? Почему Яго должен смиренно отказаться от того, во что вложил свою жизнь, что заработал честным и тяжким трудом? Ради чего? Ради того, чтобы какой-то блатной выскочка без всяких усилий забрал себе то, во что не вложил ни одной капли ни пота ни крови?

С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Яго вернет себе то, что они так бесчестно у него отняли...

Глава 18. Красноречивый плут

Но вернемся к Кассио. Итак, Отелло соглашается на предложенную сделку: Кассио устраивает ему нужных людей и Отелло получает Дездемону в жены, взамен же Кассио становится заместителем Отелло.

Почему я уверена, что это была вовсе не дружеская услуга со стороны Кассио, а именно сделка? Да потому, что об этом говорит сам Отелло! По прибытии на Кипр и за пару часов до пьяного скандала, учиненного Кассио, он собирается наконец-то уединиться с Дездемоной, ведь Отелло, по выражению Яго, "еще не провел с ней сладострастной ночи". И в тот момент, когда он поручает Кассио присматривать за стражей и уже прощается с ним, он роняет вот такую фразу:

"Доброй ночи, Микаэль. Завтра утром как можно раньше приходите поговорить со мной. (К Дездемоне.) Идем, любовь моя; сделка совершена, теперь должны последовать ее плоды..."

Сделка совершена! "The purchase made" - "покупка сделана".

Покупка!

Обратите внимание: в помещении находятся только трое - мавр, его жена и Кассио. И эта фраза о сделке (покупке) отнюдь не случайно произносится в присутствии Кассио - именно ему она и предназначается. Иначе зачем Шекспиру бы вообще понадобилось вводить эту фразу? Ради кого?

Да и слова Дездемоны факт сделки хоть и косвенно, но подтверждают. Умоляя мужа простить Кассио, она говорит, что тот "всю жизнь свою основывал свое счастье на вашем расположении к нему, делил с вами опасности".

Ну, насчет того, что "всю свою жизнь основывал" (all his time), это преувеличение переводчика. Отелло все-таки солдат, а Кассио и пороху не нюхал, "болтовня без практики - вот и все его военные достоинства". Как же в таком случае он мог основывать всю свою жизнь на расположении к нему Отелло? Да они и не пересекались всю жизнь, разве что эпизодично.

Скорее всего (по логике событий), Кассио просто собирался в течение всей своей дальнейшей жизни основывать свое счастье на расположении к нему Отелло - то есть делать карьеру за чужой счет. Именно это он и начал уже делать - для начала пристроившись заместителем к Отелло. Пристроившись - не имея ни опыта, ни таланта, ни военных заслуг, ни уважения тех, чья жизнь теперь напрямую зависела от этого проходимца. Обошел всех - нагло, на голубом глазу, не испытывая никаких сомнений и угрызений. Скромный мальчик, нечего сказать.

Насчет "опасностей" и того проще - разумеется, речь идет не о военных походах. Опасности, которые Кассио якобы делил с Отелло, это опасности тайного венчания. Дело-то было рискованным - все-таки мавр и все-таки дочка сенатора!


Еще от автора Наталья Юрьевна Воронцова-Юрьева


Анна Каренина. Не божья тварь

Обращение к дуракам. Предупреждаю сразу: или немедленно закройте мое эссе, или потом не упрекайте меня в том, что я в очередной раз грубо избавила вас от каких-то там высоконравственных розовых очков, которые так успешно, как вам казалось, скрывали ваше плоскоглазие и круглоумие.




Рекомендуем почитать
Литературные и журнальные заметки. Несколько слов «Москвитянину»

«…Почему же особенно негодует г. Шевырев на упоминовение имени Лермонтова вместе с именами некоторых наших писателей старой школы? – потому что Лермонтов рано умер, а те таки довольно пожили на свете и успели написать и напечатать все, что могли и хотели. Вот поистине странный критериум для измерения достоинства писателей относительно друг к другу!…».


Месяцеслов на (високосный) 1836 год

«…Теперь календарь есть в полном смысле книга настольная и необходимая для всех сословий, для средних в особенности. В самом деле, чего в нем нет? Чего он в себе не заключает? Это и святцы, и ручная география, и ручная статистика, и ручная хроника годовых событий, и книжка, знакомящая читателя с именами всех коронованных особ современной Европы…».


Импровизатор, или Молодость и мечты италиянского поэта. Роман датского писателя Андерсена…

Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.


Кальян. Стихотворения А. Полежаева. Издание второе

«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».


Стихотворения М. Лермонтова. Часть IV…

Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».


Сельское чтение. Книжка первая, составленная В. Ф. Одоевским и А. П. Заблоцким. Издание четвертое… Сказка о двух крестьянах, домостроительном и расточительном

«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».