Отечественное порно - [7]
Я с готовностью… развёл руками.
Пришлось довольствоваться чаем. Во время чаепития, я приступил к чтению.
Они дослушали до самого конца, ни разу меня не прервав. Изредка, читая, я поглядывал на них, но они сохраняли на лицах нейтральные безэмоциональные выражения. Было ощущение, что я зачитываю им приговор. При чём приговор себе. А они были холодны и бесстрастны, словно судьи.
Я чувствовал себя начинающим дилетантом, который упросил прослушать своё первое произведение именитых и самовлюблённых мэтров.
Если ещё сегодня утром всё написанное мне нравилось, то теперь каждая сцена выглядела бездарной и затянутой.
— Что скажите? — поинтересовался я, отложив в сторону последнюю страницу.
Наступила, что называется, тягостная и мучительная пауза. Тишина была абсолютной. В этой тишине я даже стал слышать биение наших сердец. Молчание длилось больше минуты.
Думаю, что именно в такой тишине рождаются мысли о самоубийстве.
Ни одному автору не пожелаю услышать такую тишину сразу по прочтению своего творения.
Наконец Пербудько сжалился и медленно произнёс:
— Ужасно.
— С языка снял, — подтвердил Трубецкой.
Я прохлопал себя по карманам в поисках сигарет.
— Можно поконкретней, — попросил я.
Трубецкой протянул мне сигарету…
Взял сценарий в руки Пербудько…
— Во-первых, слишком длинные диалоги.
Я попытался оправдаться:
— Но у Гоголя…
Пербудько мягко меня перебил:
— На Гоголя нам насрать.
— Не так грубо, мон шер, — скривился Андрей. — Но в принципе мысль правильная. Гоголь нам не указ. Как говаривал Оскар Уайльд, пусть идёт в задницу.
— Вот смотри, — предложил Сергей невозмутимо. — Все сцены у тебя заканчиваются одним словом — «трахаются».
— Ну да, — подтвердил я, оправдываясь, — ведь порно же. Поговорили — и к делу.
— Не надо цинизма, — холодным тоном попросил Пербудько. — Моя критика объективна и конструктивна. Что означает «трахаются»? Этого мало. Как именно трахаются, в каких позах; что делают, как делают… Некоторые диалоги и действия можно легко совместить. Пусть занимаются сексом и говорят. Далее! Очень мало фантазии. Сексуального склада. Какое-то нездоровое пуританство. К тому же нам бы хотелось угодить как можно большему числу зрителей самых разных наклонностей. Понимаешь о чём я? И вот ещё что! Ты должен быть смелей, свободней… Как бы точнее выразиться?… Понеприличней! Отпусти себя! Вот, для примера, возьмём первую сцену. Оксана перед зеркалом. Любуется собой. «Ах, как я хороша! Какую радость принесу я тому, кого буду женой. Как будет любоваться мной муж! Он зацелует меня насмерть», Правильно?
Мой утвердительный кивок был ему коротким ответом.
— Вот, правильно! Почему одетая?
Он выразительно уставился на меня, ожидая ответа. Я молчал, как двоечник, застигнутый врасплох.
— Почему она одетая?
— Ну… Зима…
— Она в доме, — напомнил Пербудько.
— В доме печь, — поддакнул Трубецкой. — А кругом ночь.
— Почему она одетая? — настаивал Пербудько.
— Ладно, — согласился я. — Раздену.
— Этого мало, — сказал Сергей.
— Этого мало, — загрустив, вторил Сергею Андрей.
— А что ещё с ней сделать?
— Надо думать. — Сергей помолчал, полистал сценарий. — Или вот эпизод, где кузнец Вакула хватает чёрта за хвост…
— Ну?
— Ты уверен, что за хвост?
— А за что же ещё? Не за…
— Именно! — обрадовался Пербудько, не дав мне договорить. — Именно!
Трубецкой скоро уехал, ему хотелось посмотреть футбол: наши играли с Англией. А смотреть матч по телевизору без звука он категорически отказался.
Мы остались с Сергеем вдвоём — обсуждать и, где это возможно, сразу по ходу обсуждения, переписывать сценарий.
Работали мы до утра. Но рассвет встретили, хоть и уставшие, но вполне довольные проделанной работой.
Таким образом, после всех переделок, первая сцена, к примеру, выглядела так:
Интерьер: Богатая сельская хата казака Чуба.
Перед огромным зеркалом сидит полуобнажённая Оксана. Любуясь своим отражением, раздевается донага.
Оксана
(медленно раздеваясь)
Ах, как я хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мной муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть. (Начинает поглаживать себя. Мастурбирует.) Ах, как я хороша… Вам ли чета я, парубки… Вы поглядите на меня… О!..
За Оксаной, через окно, подглядывает кузнец Вакула, со спущенными шароварами.
Вакула
(онанирует)
Чудная девка! С час уже глядит в зеркало и не наглядится, и ещё хвалит себя вслух.
Вакула не в силах справится с охватившей его страстью, вбегает в хату. Пытается овладеть Оксаной. Та не даётся. Минутная борьба.
Вакула
Чудная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя.
Оксана
Поди прочь, у тебя руки жёстче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Ты меня всю обмарал сажею.
Вакула
Не любишь ты меня, моё серденько.
Оксана
Вот принесёшь мне те самые черевички, которые носит сама царица, то вот тебе моё слово, буду твоей.
Вакула лижет ей ноги, облизывает каждый пальчик.
Вакула
Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я достану тебе черевички, что сама царица носит.
Вакула выбегает из хаты, возбуждённый, даже не натянув шаровары.
Затемнение.
И это ещё цветочки. Всего лишь первая сцена. Завязка, так сказать.
Уходя, напоследок, Пербудько серьёзным тоном заявил:
Ярко, проникновенно, неожиданно, интересно. Алексей Курилко умеет разглядеть в глазах своих современников сокровенное и написать об этом.
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.