Отец Александр Мень - [148]

Еще несколько эпизодов, связанных с отцом Иоанном Клименко, описывает Владимир Ерохин: «В то время настоятелем у нас в Новой Деревне был отец Иоанн (Пер Жан, как называл его на французский манер о. Александр Мень). На Пасху Пер Жан, обведя затихший полутемный храм десницей, произнес такую проповедь: „Есть два греха: пьянство и прелюбодеяние. Все согрешили, и ни один не покаялся“. Однажды Шишкарев попал к нему на исповедь. Отец Иван не очень внимательно слушал, его мучила какая-то мысль. Наконец он перебил: „А зачем ты сюда ходишь?“ — „Как зачем? — опешил Володя. — Я православный христианин, хожу в церковь…“ — „Но ты же русский человек!“— простонал Пер Жан. „Во Христе мы все евреи“, — напомнил Шишкарев. Настоятель глубоко задумался и сказал (как раз звучала Херувимская): „Как говорил товарищ Сталин, ты ни Богу свечка, ни черту кочерга“»[251].

Свое отношение к отцу Александру Меню отец Иоанн Клименко красноречиво описал впоследствии на одном из допросов (авторский стиль, орфография и пунктуация приведены в полном соответствии с протоколом):

«Священник А. Мень был обычным, рядовым сереньким и средненьким служителем Церкви. Музыкальных данных не имел, слуха не имел, голос сильный, громкий, но неприятный. Его речами и беседами бывали очень довольны москвичи и приезжающие иногородние. Местные люди (г. Пушкино и Новая Деревня) не обращали на него внимания. Священник А. Мень был более внимателен к прихожанам, приезжающим из Москвы и других городов. А если смотреть с точки зрения национальности, то его внимание было сосредоточено на прихожанах еврейской национальности и на тех прихожанах, у которых один из родителей еврей. <…> Образование священника А. Мень выглядит так, что не поверишь, что он окончил 10 классов, а если и окончил, то был плохим учеником. Его богословское образование очень и очень слабое. Что может получить заочник Семинарии и тем более заочник Академии, посещавший учебное заведение 10–14 дней в учебном году, а дома нет книг, кроме конспектов? Заочное обучение существует для того, чтобы священники без образования получили что-либо. О. А. Мень был священник, учащийся заочно. Кому-то представляется возможность верить в то, что книжицы, подписанные А. Мень, принадлежали ему, а я их читал. Все они богословски очень слабы и незначительны и не принадлежат ему».

Примечательно то, что сам отец Александр крайне бережно и деликатно относился к своему коллеге и не только спасал его от гнева местных прихожанок, как это описал Александр Зорин, но и берег его самолюбие, регулярно направляя всех членов своей семьи к нему на исповедь и советуясь с ним по личным и хозяйственным вопросам, что также сообщает в своем отзыве отец Иоанн.

С подачи Владимира Никифорова в начале 1984 года был арестован прихожанин новодеревенского храма искусствовед Сергей Маркус. Кроме того, Сандр Рига, не имевший отношения к приходу отца Александра, но хорошо с ним знакомый, был помещен по сфабрикованному диагнозу на «бессрочное лечение в специальную лечебницу закрытого типа» в Благовещенске, то есть в психбольницу.

Во время обыска при аресте Сергея Маркуса в январе 1984 года у него были изъяты книги религиозного содержания, кассеты с религиозными песнопениями, иконы и машинопись книги А. Солженицына «В круге первом». Немалую роль сыграла неосторожность, с которой Сергей взаимодействовал с иностранными христианскими организациями, готовыми помогать православным в СССР[252]. Основными свидетелями по делу Маркуса стали люди, у которых была найдена полученная от него религиозная литература и которые при этом оказались готовы публично подтвердить, что Маркус высказывался «антисоветски», говорил об отсутствии в СССР свободы вероисповедания, одобрял деятельность «Солидарности» в Польше[253] и т. п.

В процессе следствия Сергея Маркуса запугивали, пытаясь принудить к даче показаний против его духовного отца Александра Меня и многих друзей. Маркус не признал себя виновным, а в последнем слове на суде зачитал тексты своих писем, перехваченных из тюрьмы чекистами, в доказательство того, что в них нет ничего, кроме правды. В итоге решением суда Сергей Маркус был приговорен к трем годам лагерей общего режима по статье 190 («Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй») и отбывал заключение в Туве, а религиозную литературу, упомянутую в приговоре, было постановлено сжечь. Таким образом, на протяжении следствия Сергей Маркус вел себя достаточно последовательно. Метаморфоза произошла позднее. При отбывании срока он раскаялся и в 1986 году публично выступил с призывом «отказаться от религиозного диссидентства и участвовать в „Перестройке“ на условиях диалога Церкви и государства». Как вспоминает Александр Зорин, «С. М. незадолго до своего освобождения из лагеря переслал через кого-то батюшке письмо. Большое, на 20 страницах, датированное 8 ноября… А на очередном допросе отцу А. предложили с письмом — ксерокопией — ознакомиться: „Оно адресовано вам“. Оно адресовано нам, прихожанам Новой Деревни, и потому батюшка дал мне его прочитать.