Отец Александр Мень - [147]

В результате Владимир был задержан при перевозке большого числа богословских книг. После допроса в КГБ в начале 1983 года Никифорова посадили в тюрьму, где он провел девять месяцев. В процессе следствия чекисты использовали свои излюбленные методы психологического воздействия на человека. Никифорову, в частности, было сказано, что в ближайшее время будет арестована и предана суду его жена, занимавшаяся религиозным воспитанием детей в приходе и потому заслужившая особенно суровое наказание.

«На следствии Володя рассказал всё о приходе и всех прихожанах, — вспоминает Григорий Литинский. — Но не только. Целью КГБ, видимо, была если не вся религия в стране, то по крайней мере, определенные направления в ней — в первую очередь им был нужен компромат на отца Александра Меня и на экуменических христиан во главе с Сандром Ригой[250], ну и на наш приход, конечно, тоже, причем особенный интерес представляли знакомства с иностранными миссионерами». По воспоминаниям Андрея Бессмертного-Анзимирова, Никифоров назвал на следствии всех без исключения, чтобы продемонстрировать, что христианское движение в стране настолько мощно и разветвлено, что контролировать его невозможно. Он дал показания не только на своих прихожан, но и на отца Александра Меня и близких ему людей.

Начались обыски и многочасовые допросы отца Александра и наиболее активных прихожан Новой Деревни. Первый допрос отца Александра в КГБ состоялся 20 декабря 1983 года. В результате всех проведенных обысков сотрудники КГБ нашли совсем немного. Огромное количество литературы и множительной техники хранилось у других, никак не скомпрометированных людей, часто даже далеких от религии, но готовых помочь тем, кого преследуют власти. Отцу Александру пришлось приостановить деятельность некоторых малых групп, но он продолжал служить, проповедовать и приводить ко Христу множество людей даже в таких невероятных условиях.

Вышеописанные события примерно совпали по времени с назначением в 1983 году в новодеревенский храм нового настоятеля — отца Иоанна Клименко. Он оказался не менее лоялен КГБ, чем предыдущий настоятель отец Стефан Середний.

Вот как описывает нового настоятеля Александр Зорин: «Отец Иоанн Клименко своей неприязни к нам не скрывал. Отца Александра и его паству называл не иначе как „Али-Баба и сорок разбойников“. Перед проповедью батюшки он выходил из алтаря и глазами обшныривал каждого, кто стоял впереди. Искал магнитофон — криминальный материал для своих донесений наверх. Но мы приспосабливались: магнитофон прятали в сумку, а микрофончик за чью-нибудь спину.

Он был важный, неторопливый, передвигался по храму плавающей походкой. Тотчас, как заступил на приход, наладил правый хор, водрузив туда свою дородную жену, а сноху поставив регентшей. <…>

Приходская касса сельского храма небогатая. А он заставлял платить всем хористам по десятке за службу. Тогда это была непозволительно большая плата. Службу о. Иоанн вел не очень аккуратно. Бывало, что и сокращал против правила. Старухи его недолюбливали. И окрестили за его котоватый вальяжный вид котом. В конце концов он чем-то им крепко досадил. Они жаловались на него епископу, но реакции не последовало. Тогда чуть было не расправились самосудом, да вступился наш батюшка — спас бедолагу.

Было это на Светлой неделе. Я приехал раненько, поспел к проскомидии, чтобы одному из первых исповедаться у батюшки. А застал картину весьма удручающую. Храм был полон разъяренных женщин, которые не хотели, чтобы о. Иоанн служил обедню. Они возмущались, двигались плотной массой туда и сюда и были похожи на стаю стрижей в небе, дружно атакующую коршуна. А коршун мечется: то спрячется в алтарь, то опять выйдет с увещеванием, что еще сильнее разжигает атакующую сторону. И никуда бы коршуну не деться, того и гляди посыплются перышки, как вдруг из левого притвора появился отец Александр и густым умиротворяющим голосом запел: „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!“ Смолкли крики. Сначала робко, потом дружнее подхватили рассерженные женщины живительный пасхальный тропарь, и вскоре служба пошла своим чередом».

Прихожан еврейского происхождения отец Иоанн откровенно недолюбливал. Одной из таких прихожанок была регент второго хора София Рукова. Она вспоминает: «Новый настоятель о. Иоанн, сменивший прежнего, во время чтения шестопсалмия дал мне знак следовать за ним. Приведя в „сторожку“ (так мы называли церковный домик), грозно спросил (а был вдвое выше меня): „До каких пор ты будешь стоять у меня поперек дороги?!“ (Дело, кстати, происходило в субботу вечером, накануне Прощеного воскресенья.) Я на миг потеряла дар речи, потом сказала: „О чем вы, отец Иоанн, как я могу стоять у вас поперек дороги? Вам не нравится, что я регентую на левом клиросе? Так вы вольны меня заменить. Но представьте себе, как на это посмотрит народ — ведь я здесь уже около 10 лет…“ А к тому времени и все певчие, и прихожане — как москвичи, так и местные, — очень благоволили ко мне. „Сколько тебе тут платят?!“ — снова грозно спросил он. „Ничего не платят. Я же работаю, и у меня вполне достаточная зарплата. Только на именины дарят 10–15 рублей да после отпевания дают иногда один рубль на такси до станции“ (это было правдой). Он замолчал, не зная, что еще сказать, но я добавила: „Я только прошу вас — если вы замените меня кем-то другим, то позвольте мне просто петь хотя бы в самом последнем ряду среди певчих“. Он ничего не сказал, и мы вернулись в храм, где как раз кончилось чтение шестопсалмия и о. Александр уже произносил ектению. На следующий день он просил у меня прощения, как и было положено. Я полагала, что инцидент исчерпан. Но… Прошло сколько-то дней. И одна из девушек правого хора, Ю., рассказала мне, что о. Иоанн посылал ее в Патриархию к епископу, чтобы тот благословил Ю. заменить меня на левом клиросе, как того требует настоятель о. Иоанн. Епископ спросил ее: „А кто та, кого вы должны заменить?“ — „Духовная дочь о. Александра“. — „Ну тогда и будет так, как скажет о. Александр“. Ю. обо всем рассказала моему отцу, он посмеялся в усы, и я осталась на своем месте».