Отдых в Греции - [6]

Очень долго я воздвигал внутренний мир в противовес внешнему; но внутри оказалась пустыня. Я нанял охрану от рэкетиров, а охрана оказалась хуже, чем сами рэкетиры. Лучше страдать от внешнего мира, чем от внутреннего, — мне кажется, это главное, что я понял в жизни, хотя, подозреваю, слишком поздно. Мой нигилизм по отношению к ней так велик, что умственными построениями здесь не отделаешься. Аскеты просто сглупили. Или струсили. С испугу прописали рецепт (уход от мира), который хуже самой болезни. Внешний мир лучше, чем внутренний. Поясню. Внешний мир — болезненнее, а внутренний — опаснее. Удар локтем об угол болезненнее, чем цирроз. Они перепутали две эти вещи и многих сбили с толку своей кажущейся логичностью. И, самое главное, — сбили с толку меня, черт бы их побрал. В то время, в молодости, когда все учатся жить, я жить разучивался (после детства, когда человек, по-видимому, не может не жить). И теперь, вместо прекрасного мира, передо мной лишь призраки и отражения его. Так мне и суждено будет скитаться по призракам до самого конца.

Я следовал в жизни двум имиджам. Сначала послушный, хороший, умненький мальчик. Потом подросток с дурными наклонностями, ставший непослушным в той же мере, в какой раньше он был послушным; подросток плавно перетек в проклятого поэта. Это был второй имидж. Теперь я примериваю на себя третий имидж — имидж умудренного философа, этакого царя Соломона. Но с этим имиджем не клеится. Я, к сожалению, понял, что это не более чем имидж, то есть еще одна защита от космического холода мира. Имидж говорит тебе, что думать, что чувствовать, как поступать. Но человеку, который пришел к отрицанию любого имиджа за его серийность и, в конечном счете, фальшь, живется трудно. Никто и ничто не говорит ему, как поступать, а главное, — что думать и что чувствовать. Голый мир вокруг, голые люди, голый я. И я, не санкционированный никем и ничем, думаю, что думаю, чувствую, что чувствую, поступаю, как поступаю. Что не на кого свалить и что нет никакой санкции извне, а лучше бы свыше, — к этому я уже давно привык, но даже спрятаться не в кого, не получается эстетизировать себя, потому что эстетизация — это подгон себя под какой-то канон, а каноны-то я и отверг. Хотя, может быть, до конца отвергнуть их просто невозможно. И, может быть, в этом мое спасение.

Можно основать новый канон, но невозможно эстетизировать себя в том, что сам же и придумал. Это удел других, которые могут потом сказать тебе спасибо, но, увы, ты остался позади изобретенного самим же собой канона.

Эх, никогда не стать мне мудрецом. Потому что я начинал, как мудрец, но с годами стал мудрее мудреца. У меня хватает мудрости пить и бегать за бабами. Мудрости-то хватает, да вот беда — желания нет. И уже не наверстаешь.

Все равно человеческое, слишком человеческое. И сверхчеловек все-таки человек. И он принадлежит к тому же надоевшему, до отвращения осточертевшему мне виду. От человечины никуда не денешься. Я погряз в ней, она держит меня. Мне уже надоело быть человеком, я хочу стать чем-то выше его, это даже не сверхчеловек, это вообще не человек. Да нет, выше — это я плохо сказал, выше или ниже — неважно, главное — перестать быть человеком. Но нет. Это невозможно. А раз невозможно, то… то какая разница, каким человеком быть? Александр Великий… Акакий Акакиевич… Все это одна фигня…

Иногда говорят: «стать Богом», но это игрушки, под этим подразумевается просто еще одна разновидность человека, только какая-то, в кому каком нравится смысле, очень хорошая, и за неимением слов приплетают «Бога». И вообще, если что-то создано по образу и подобию человека, то это всего-навсего сам человек и никто иной, ничего другого не бывает. «Любит ли меня Бог? Нет, если бы любил, он был бы человеком, а не Богом».

А если не выше человека, а, скажем так, ниже? Например, собакой? Но это еще скучнее. Хотя, для разнообразия, можно было бы иногда. Может быть, когда-нибудь научатся искусственно создавать какие-нибудь альтернативные существа. А вдруг это будут опять люди? Из космоса пока ничего не слышно. Найдем где-нибудь, на какой-нибудь альфа-бета-гамме разумные существа, а они возьми да и окажись людьми! Впрочем, что это за чушь — «создавать альтернативные существа»! То, что может быть создано человеком, — не альтернативное.

А все-таки кажется иногда, что ты достиг третьей космической скорости, что ты, наконец, покинул… Сверкнет блестка на море, и ей отзовется острый, мгновенный блеск сережки в чьей-то нежной мочке. Смотришь на небо без чаек, и небу отзовется огромная, монументальная помойка неподалеку от нашего дома, и над ней носятся чайки, пискливо оря. Лунная дорожка от люстры на черной пластинке, и черный рояль, звуки которого записаны там, сейчас заиграет «Лунную сонату»…

Да мало ли еще чего. Что угодно. Все отзывается всем. Земных вериг больше нет. Одни огни в пустоте. Перелив огней. И все.

…я вижу ее, сходящей с отсыревшего деревянного крыльца, она медленно проводит ладонью по лицу, словно пытаясь понять, снится ли ей все это или нет. Меня она не видит. И вместе с ней я впадаю в тяжелый, медленный сон. Она выносит ведро помоев. Птицы кружат в небе. Я смотрю в небо, не в силах оторваться от них, и земля вокруг меня тоже начинает кружиться. С усилием очнувшись, но так до конца и не стряхнув с себя сон, я иду к ней, чтобы взять у нее ведро…