Отдел - [86]

Уже не темнело, как раньше, поскольку дело двигалось к весне, но пасмурная погода создавала ощущение, что уже темнеет. Первые отработавшие и отучившиеся люди появлялись во дворе и разбредались по подъездам с пакетами, в разной степени наполненными покупками. Поскольку въезд во двор был только один, люди появлялись с одной стороны, Игорь видел только их удаляющиеся спины. Это создавало ощущение унылого конвейера.

— Мы ее так не пропустим? — спросил Игорь.

— Да вроде не должны, — уверенно заявил Игорь Васильевич. — На улице светло, я знаю, где подъезд, как только она начнет входить, я ее сразу же замечу.

Постепенно поток людей схлынул, но женщины, которую они ждали, все не было. Из подъездов потянулись собаководы. Неизвестно, что было унылее, — видеть расползающихся по домам людей, сопровождаемых печальной музыкой, или же наблюдать под такую же классическую музыку, как прямо перед капотом машины, буквально в двух метрах от бампера, откладывает свою кучу ризеншнауцер, а его пожилая хозяйка в красном платочке и толстом синем пуховике, похожем на пуховик художника, что приходил в отдел, курит, внимательно созерцая процесс дефекации. Только тут Игорь заметил, сколько вокруг машины оттаяло коричневых кучек. В расположении кучек был какой-то свой особенный порядок, логика и своеобразная гармония.

— Хоть бы убрала за кобелем, — сварливо заметил Игорь Васильевич, когда ризеншнауцер закончил свои дела.

Будто услышав упрек Игоря Васильевича, старушка посмотрела прямо в салон машины и уверенной походкой, подтягивая за собой черную собачину, пошла к водительской дверце. Игорь Васильевич в ответ на ее суровое постукивание слегка опустил стекло.

— Что ж вы за собачкой-то не убираете? — упрекнул он старушку.

— А что вы тут встали? Вы ждете кого-то? — как бы не услышала его старушка.

— Тебя ждем, красавица, похитить хотим, по кавказскому обычаю, — отвечал ей Игорь Васильевич.

— Вы если машину здесь хотите ставить, то стоянка платная, — опять не услышала Игоря Васильевича старушка, в голосе ее было столько уверенности и претензии, словно она сама была собственником стоянки.

Неизвестно откуда рядом со старушкой нарисовался высокий чернявый молодой человек, лет, может быть, двадцати, а может быть, моложе, он тоже зачем-то постучал в окно к Игорю Васильевичу, как будто тот должен опустить стекло еще ниже.

— Слушай, брат, — обратился молодой человек, слегка наклонившись к щели в окне, — тут не надо бесплатно стоять, тут для своих стоянка, брат. Если проблем не хочешь, то или надо платить, или не надо тут стоять.

Игорь Васильевич обернул к Игорю восторженное лицо.

— Ты видал? — спросил он у Игоря. — Какой, однако, хулиган малолетний!

Молодой человек продолжал стоять, наклонившись к опущенному стеклу, как к окошку билетной кассы, сохраняя такое серьезное лицо, будто уже четвертые сутки не мог купить билет по маршруту Москва — Салехард.

— Читать умеешь? — спросил Игорь Васильевич молодого человека.

— А ты не хами, — сказала старушка.

— Да вы что, как можно, в присутствии дамы, — упрекнул ее Игорь Васильевич, достал удостоверение и показал его молодому человеку и старушке.

Молодой человек сразу же потерял интерес к машине Игоря Васильевича и пропал так же внезапно, как и появился, старушка, в свою очередь, внимательно вчитывалась в удостоверение, щурясь и шевеля губами, потом заявила, что сейчас не тридцать седьмой год, чтобы пугать корочками.

— Вам виднее, — заявил Игорь Васильевич.

Прежде чем уйти, старушка сделала с собакой пару кругов вокруг машины, стараясь, видимо, чтобы ее кобель поднял лапу на колесо автомобиля, где они сидели, но Игорь не вглядывался в зеркала заднего вида, чтобы узнать, получилось у нее это или нет.

— Из наших бывших небось, — сказал Игорь Васильевич ей вслед, — или из друзей милиции бывших.

— Но собаченция у нее воспитанная, — заметил Игорь, наблюдая, как ризеншнауцер откладывает очередную кучу под кустами возле одного из подъездов. — Была бы дурная собака — таскала бы бабульку по двору только так.

— Это да, — согласился Игорь Васильевич, — повезло бабке с собакой.

Мимо них провели еще несколько собак, потом появились дети и стали лепить снеговика, пытаясь набрать снега почище и катая снежный ком между собачьих кучек.

Когда у детей получилось скатать низ снеговика и второй ком, для снеговикового торса, Игорь Васильевич оживился:

— Пойдем, пойдем, — торопливо подхватывая рюкзак с заднего сиденья и выбираясь из машины.

Игорь послушно полез наружу, он так увлекся созерцанием постройки снеговика, что перестал замечать людей, которые появлялись во дворе. Теперь же, после того как его всполошил Игорь Васильевич, он увидел женщину, шедшую вдоль детской площадки и, как в рамке, оказавшуюся силой перспективы внутри буквы «пэ» турника. Женщина обернулась к ним еще до того, как Игорь Васильевич окликнул ее: «Постойте».

Само собой, она ничего не знала, но Игоря все равно поразило, насколько вдовы все-таки не похожи на вдов. Все равно Игорь ожидал печаль, которая должна была бессознательно ее поразить, или он сам хотел видеть ее печальной по той причине, что ожидал, в случае его собственной гибели, хоть какой-то печали от жены. Нет, она шла совершенно беззаботно и даже обернулась безо всякой тревоги, будто ждала кого-то из знакомых, который мог окликнуть ее точно так же. Увидев ее, Игорь понял, на что обиделась жена Фила, когда узнала, что он пытается изменять ей с мальчиком.