Отчаянная - [27]

Я не могла принять этот упрек, не предъявив своих обвинений.

— Вы могли бы проявить больше внимания к вашей сестре, — сказала я. — Она перенесла потрясение. Судя по его взгляду, он принял мой вызов.

— Не вам делать мне подобные замечания, — холодно обронил он.

— Может быть, — согласилась я с этим. — Но кто-то должен был вам это сказать. Плохо, что мы вынуждены терпеть ваши нападки. Конечно, у вас право хозяина. Но, безусловно, у вас должно быть сострадание к своей сестре и окружающим тоже.

— Сострадание, потраченное на дураков? — произнес он оскорбительные слова, глядя мне прямо в лицо и, следовательно, адресуя их прежде всего мне. Как мне следовало, поступить? Оскорбиться? Упасть в обморок? Устроить истерику? Наверное, любой из этих вариантов действий принес бы мистеру Ллевелину удовлетворение. Поэтому я поступила иначе. Я молча проглотила горькую пилюлю, никак не выразив своего отношения. Мне это было нелегко. Но мои усилия окупились. Мистер Ллевелин оказался сбит с толку и страшно возмутился моим равнодушием к его очередному оскорблению. Это возмущение исходило от него, как черный дым от тлеющих углей.

Честно говоря, я недоумевала, почему он выбрал именно меня для нанесения своего главного удара? Попытавшись посмотреть на ситуацию с той, другой в третьей стороны, я так и не смогла ничего понять. Видимо, логика мужского поведения непостижима для женщины. Тем более логика властного, деспотичного мужчины. Может быть, вся тайна заключалась в том, что я, безвестная юная девушка, осмелилась бросить вызов могущественному властелину Эбби Хаус? Осмелилась с отчаянной решимостью защищать свое право считаться честным человеком, пока не будет доказана моя вина, защищать свое женское достоинство.

Решив, что не отведу взгляд первой, я посмотрела ему прямо в глаза и самым приятным голосом на который только была способна, сказала: «В детстве мне очень хотелось иметь брата. Но теперь я не завидую Фанни, и у меня пропало прежнее желание».

От этой грубости у меня самой перехватило дыхание. Но тот, кому она предназначалась, оставался невозмутим. По крайней мере, внешне.

— Ее обморок — дело не моих рук, — заметил он ехидным голосом. — Это произошло исключительно благодаря вашим усилиям и усилиям ваших друзей.

Мне пришлось прикусить язык. Но тут уж не выдержала миссис Мэдкрофт. Она оттолкнула стул и встала. Каждый дюйм ее внушительного роста излучал чувство собственного достоинства. Она возмущенно сказала:

— Как вы смеете, сэр? Я сделала только то, о чем меня просили.

— С самого начала и до конца это было смехотворное представление, рассчитанное на то, чтобы ввести в заблуждение легковерных людей, — сохраняя невозмутимость, произнес мистер Ллевелин. — А теперь посмотрите на дело рук своих!

— Вы знаете, что меня принимают в лучших домах Лондона?

— Да. Но здесь вы нежелательны!

Доктор Родес посмотрел через плечо на нас троих и предложил:

— Если вы хотите продолжить спор, сделайте, пожалуйста, это в другом месте. Вы расстраиваете Фанни.

— Я чувствую себя немного лучше, — негромко произнесла Фанни. И это было похоже на правду.

— Она заслуживает гораздо большего, чем быть доведенной до обморока, — колко сказал мистер Ллевелин. — Я бы ее как следует отшлепал за детскую доверчивость.

Он гордой походкой вышел из помещения и со стуком закрыл за собой дверь.

— Какой несговорчивый человек, — сокрушенно произнесла миссис Мэдкрофт и в поисках поддержки посмотрела на мистера Квомби.

Тот многозначительно покачал головой и сочувственно добавил: «Иногда я изумляюсь вашему терпению милая леди. Делать так много для многих и так мало получать благодарности в ответ».

Урсула фыркнула и съязвила: «Возможно, когда Фанни поправится, вы получите благодарность». При этом она окинула жестким взглядом потрясенных гостей и утомленную сестру. Затем Урсула круто изменила неприятное направление разговора, предложив: «А сейчас тех, кто хочет горячего пунша, прошу следовать за мной. Пока что, Кенет, я помогу тебе уложить Фанни в постель. Вы, Винни и Эглантина, если хотите, можете добраться до своих комнат без меня, не так ли? Я отвела вам те комнаты, в которых вы обычно останавливаетесь».

Слова Урсулы пробудили Винни от оцепенения. Он оперся рукой о стол и с усилием встал. Кожа на его лице отливала желтизной. Его покачивало, и, чувствовалось, он с трудом держался на ногах. Сначала я подумала, что, жалуясь доктору на слабость, Винни просто хотел избежать малоприятных хлопот с Фанни. Теперь же я увидела, что он действительно оказался выбит из колеи.

Немного придя в себя, Винни подал руку жене. Эглантина с трудом встала, постояла покачиваясь, и тяжело оперлась на руку мужа. Но тут же едва не рухнула. Оказалось, что Винни не в состоянии был поддержать жену. Губы Эглантины стали землистые, а кончик языка мелко дрожал. Она была какая-то странно притихшая. Эглантина, которую я увидела после того, как зажгли свечи, ничего общего не имела с той Эглантиной, которая садилась за стол перед сеансом.

Полный контраст ко всему происходящему и ко всем представляла миссис Мэдкрофт. «Какой это был вечер!» — с неподдельным восторгом воскликнула она.