От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [84]

Шрифт
Интервал

Мы с Ванессой и няней Дот спокойно ожидали ее возвращения. Я получил несколько писем с дороги, которые, однако, не позволяли судить о ее душевном состоянии. Но спустя месяц пришло длинное письмо. Любовное письмо. Она писала, что любит меня, что поездка раскрыла ей на это глаза и она теперь мечтает лишь о том, чтобы быть со мной и Ванессой, что никогда меня не бросит. Джейн с нетерпением ждала нашей встречи. Вместо того чтобы обрадовать, это письмо обеспокоило меня. Подобные признания в любви не в характере Джейн. Мне показалось, что она хочет сама себя убедить. Почта из Индии шла долго. Джейн вернулась через три дня после того, как я получил ее письмо.

Она немного похудела. И явно не нашла там мира и покоя. В Индии ее поразила страшная нищета, тощие дети, слишком слабые, чтобы просить милостыню, мертвецы, которых подбирали на тротуарах каждое утро, контраст между кастами и не столько красота Аннапурны, сколько факиры и гуру. Вспоминая красоты дворца короля Сиккима, где ее тепло приняли (королева была американка и сверстница Джейн), она лучше сознавала нужду десятков миллионов индийцев. Но если поездка не помогла ей найти решение личных проблем, она позволила ей сделать важный шаг в политическом развитии. Она поняла, что борьба с социальной несправедливостью проходит не через спасение души или медитации. Взволнованная увиденным, она оказалась куда ближе к своему часу истины, чем ожидала…


Зная, что наш разрыв был лишь вопросом времени, я мог бы сам сделать решающий шаг, но медлил. Во-первых, не желал подталкивать Джейн: труднее тому, кто бросает, чем тому, кого бросают. Я не хотел оставить в ней чувство горечи и обиды, в частности из-за Ванессы.

Я всегда помнил фразу Генри: «Бросить Фонду невозможно». А еще была более легкомысленная причина: мне было интересно оказаться в центре запутанной и двусмысленной ситуации. Это вносило перемены в рутину любви. И не было лишено приятности. К тому же я был уверен, что она бросает меня не ради другого мужчины. Позднее она скажет: «Вадим умный человек, уважающий людей, но он оказался не готов к тому, что случилось. Он лучше бы понял, если бы его бросила женщина ради другого». Если она так думала, то, значит, я ошибался. Я предпочел бы увидеть ее на политической арене, чем в постели другого мужчины. Это позволило бы мне сохранить лицо. Слова, которые я от нее ждал, она произнесла в отеле «Беверли Уайшир»:

– Вадим, нам надо разойтись. Я по-прежнему люблю тебя, но хочу быть свободной.

– А Ванесса? – помолчав, спросил я.

Она тотчас заняла оборону. Ребенок был нашим больным местом. Ее тон стал агрессивным.

– Знаю, это проблема. Но я ничего не могу поделать. Решим позднее.

Я сказал, что надеялся прожить с ней всю жизнь и что мне немного грустно.

– Немного грустно? И это все, что ты нашел сказать?

Она посмотрела на меня так, словно я свалился с луны, прибыл из дальней галактики. Я очень страдал, но не мог признаться ей в этом… Мне никогда не удавалось делиться своими личными проблемами с друзьями, женами, с мамой. Я не умею говорить о своих переживаниях. Я могу пожаловаться на головную боль или обожженный палец, но не на перелом ключицы.

К хирургической операции прибегать не пришлось. Мы переехали из гостиницы в домик для друзей у Генри Фонды в Бел-Эр.

Однажды, когда я в который раз слушал пластинку «Роллинг Стоунз», Джейн закричала из своей комнаты:

– Хватит! Смени пластинку, я не могу работать.

Я прошел к ней в спальню, превращенную в берлогу хиппи. Постель была покрыта индийским полотном, стены оклеены индийскими обоями, свет приглушен, горели красные и синие лампочки и слышался запах благовоний.

Она отложила карандаш, которым правила статью о Вьетнаме, и сказала:

– Когда бесконечно слушаешь одну и ту же музыкальную фразу, это свидетельствует о нервной депрессии.

О такой подробности мне было неизвестно.

В течение целого года потом я не позволял себе слушать одну и ту же песню, чтобы избежать нервного срыва.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ДИАЛОГ СО ЗВЕЗДАМИ

Объяснив суть политической трансформации Джейн, я не намерен рассказывать детали ее деятельности. Это касается ее одной и американцев.

Может сложиться впечатление, что наш развод связан только с этой ее метаморфозой. Что не совсем точно. У меня тоже есть слабости и недостатки, сыгравшие свою роль. Но мне не хочется говорить о них. Я привел все необходимые факты, чтобы просветить на сей счет присяжных.

Я снял дом на пляже в Малибу и поселился там с Ванессой и Дот. Погруженная в свои заботы, Джейн много разъезжала и была довольна, что я могу позаботиться о нашей дочери. Возненавидевшая свою школу в Швейцарии, Натали присоединилась к нам.

Вечера в Малибу проходили весело, и я внезапно обнаружил, что у меня много друзей, так что просто не оставалось времени, чтобы горевать о разрушенной семье.

Я провел много часов с Джейн у Анджелы Дэвис[9] и был немало удивлен, узнав, что ее разыскивает полиция. Я тогда снимал на «МГМ» картину «Если ты веришь, девочка», действие которой происходило в смешанном лицее Беверли-Хиллза. Двое агентов ФБР явились ко мне на студию и спросили, знаю ли я, где она находится. Я понятия не имел. Они спросили, может ли об этом знать Джейн. Я снова понятия не имел. Они стали расспрашивать о политической деятельности жены (мы еще не были разведены). Я ответил, что им наверняка это лучше известно, чем мне. Но все равно бы ничего не сказал, знай я что-нибудь.


Рекомендуем почитать
Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.