От весны до осени, или Повесть про девочку - [8]

Мы пошли. На нашей лестнице было не темно: свет из окна кухни падал в сени и слегка освещал ступеньки. Но уже здесь Аська крепко ухватилась за мою руку и так шла всю дорогу.

Идти до их дома было недалеко: длинное, вроде барака, здание конторы, еще один дом, вот уже и Асин. Морозило, но не сильно, по-весеннему приятно. Снег под ногами не скрипел, как зимой, а хрустел, потому что днем его солнышком прихватывало, и на дороге, на дорожках он стал зернистым. И воздух, хоть и морозный, был вкусным, пахучим, отдавал на вкус арбузом, арбузной сыростью. Хотелось все время чувствовать этот вкус, этот запах, и потому дышалось глубоко, хотелось побольше этого воздуха вдохнуть. Одним словом, не страшно было, хорошо. Аська держалась за меня крепко. Я открыла ей дверь в сени, а через сени уже не пошла.

Но только я повернулась с крыльца, как там, в сенях, за моей спиной, раздался жуткий вопль: «А-а-а-а!» Я бросилась назад, в сени. Смотрю, из комнаты дверь раскрывается, мать Аськина с диким от испуга лицом оттуда глядит, а по эту сторону двери, схватившись за ее ручку, висит Аська, ноги поджала и орет. Ну, тут же мать к ней кинулась, а я испугалась, что меня будут ругать за страшную сказку, проговорила быстро: «Это она только в сенях напугалась!» — и бежать домой.

«Значит, вон как Ася напугалась», — думала я.

Мне ее очень жалко стало. Вспомнила, как сама боялась. Это уже сейчас я ничего не боюсь. Вот бегу совсем одна, ночь, а не боюсь. Даже хочется испугаться немножко, чтоб сердце так сладко замерло и ноги бы понесли, не чуя земли, и то уже не выходит.

На завалинке

Под Шуркиными окнами удобная завалинка — досками обшита. Весь дом обшит такими досками: они серые, бархатистые, поблескивают седоватыми волоконцами. Потрогаешь рукой — теплые-теплые. Хочется щекой прижаться.

Прижмешься — теплые-теплые доски.

Солнце греет Шуркины окна, завалинку. Скоро конец снегу. Положишь тугой сырой снежок на завалинку — он тут же подтает, серая доска под ним потемнеет, и темный круг будет расти, а снежок на глазах уменьшаться. Здесь, перед завалинкой, позднее, в половодье, долго будет стоять большая лужа, рыжая от навоза и в то же время ясная, как зеркало, отражающая и небо, и белые облака, и наш дом до самой крыши, и тополь со всеми ветками. Будто непомерная глубина морская. Сейчас еще нет лужи. Сейчас у завалинки лежит наша красная, как кирпич, корова Манька да куры. Манькин бок под солнцем так и горит, руки можно греть о него, как о печку. А в воздухе еще очень прохладно, в тени чувствуешь мороз, и руки зябнут. Но здесь, на завалинке, мы играем без варежек. Выкладываем из «чечек», разноцветных осколков посуды, разные узоры. «Чечки» — это наши драгоценности. Ими можно меняться. И не просто «чечки» на «чечки» — можно выменять и тетрадь, и карандаш с двумя концами — красным и синим, и красивые перья от каких-то неизвестных — синих, наверное, — птиц. Тоже драгоценность. И только свой ножичек, маленький, складной, я не отдала бы ни за какие «чечки».

За долгую зиму мы уже всяко и по нескольку раз обменивались, а новых «чечек» не будет до чистой земли, пока снег весь не стает, пока не просохнет весенняя грязь. Поэтому Шурка только изредка по привычке канючит:

— Отдай мне твою золотую! — Есть у меня такой осколок — позолоченный, без узоров, изогнутый и тоненький, как лепесток.

— Отстань, — говорю. — Ведь знаешь — не отдам. Лучше я тебе книжку дам, где про сокровища написано. Знаешь, оказывается, вся земля под нами, — я топнула валенком, — как пирог. Сверху чернозем и глина, а в середке золото, и драгоценные камни, и дорогие металлы.

— Знаю, — пренебрежительно говорит Шурка, — все клады в земле находят.

— Да нет, Шур, то ничьи не клады, а природное, просто так земля сложилась. Да ты почитай!

— Нет, Дашка, ты мне лучше расскажи, — просит Шура, — потом я почитаю. Да и некогда мне читать, — добавляет она, вздохнув, — дома всегда орава донимает (оравой она зовет своих братьев).

— Ну, знаешь, там много приключений, как они пробирались к центру Земли, что видели, — это лучше читать. Я только подумала: вот если б и нам пробраться! Может, мы тоже что-нибудь нашли бы? Там они, знаешь, в одной подземной пещере попали в лес из грибов! Во, как наши тополя, грибы!

— А золото?

— А золото уж потом! Ну, мы до золота, может, и не достанем. — Я вздохнула, вспомнив песок из ключа. — Но все равно ведь здорово, да?

— Ага! — согласилась Шура. — И, может, мы пропадем, как челюскинцы, и нас будут выручать.

— Ага. И наш совхоз прославится! Помнишь, как было у Васьки с Петькой?

Я даже и не называю «Дальние страны», книжку Гайдара, которую мы с Шуркой любим больше всех. Васька и Петька — будто наши знакомые мальчишки, и мы им завидуем. Они жили в таком же неизвестном месте, как и мы. Но вот геологи нашли там в их земле полезные ископаемые, и началась у них совсем другая жизнь. Завод стали строить. Народу понаехало.

— Эх, Дашка, — говорит Шурка, — у них там геологи искали в земле! Васька с Петькой только шпиона поймали. А вот мы бы сами что нашли! Вот было бы дело!

— Сами! — повторяю я, и сердце мое сжимается от радости, будто мы уже все нашли.