От Великой французской революции до I Мировой войны - [23]

Шахтеры поддержали запрет, однако по другим соображениям, нежели буржуазия. По словам некоего Джона, они не приняли суждений разных буржуазных деятелей типа Тременхира[29], для которых это был «первый шаг на пути к улучшению домашних привычек и гарантия респектабельности семьи». Они отказывались строить свою семейную жизнь под диктовку буржуазных идеологов. Шахтеры имели право самостоятельно контролировать свои семьи. Они хотели, чтобы жизнь их жен и дочерей стала лучше, и отмечали, что их жены имеют такое же право не спускаться в шахту, а оставаться дома, как и жена владельца этой шахты. Жены шахтеров имели право на достойную жизнь вне шахты; шахтеры угрожали тем, кто продолжал эксплуатировать женщин нелегально. Однако у них был и другой повод требовать запрета женского труда на шахтах. Ассоциация шахтеров Великобритании и Ирландии была образована в 1842 году, за три дня до того, как вышел документ, запрещающий принуждать женщин, не достигших восемнадцатилетнего возраста, покидать забой. Как говорилось в газете Miner’s Advocate, профсоюз с самого начала резко выступал против работы женщин в шахтах. Женский труд в этой отрасли рассматривался как угроза, так как средний уровень оплаты снижался. У шахтеров были свои собственные поводы желать, чтобы их жены оставались дома. Женщины, не имевшие возможности проявить себя в публичной сфере, были побеждены. Они ненавидели условия, в которых вынуждены были работать, но при этом нуждались в деньгах. Их голоса не были услышаны, и в результате самых долгих дебатов 1840‑х годов государство, рабочие и буржуазные благотворительные организации окончательно признали мужчин кормильцами семей, а женщин — женами и матерями.

Аристократия: новая приватность

В 1820 году король Георг IV имел возможность на собственном опыте убедиться в приверженности могущественной английской буржуазии супружеской верности и семейным ценностям. Как же обстояло дело у аристократии и джентри? Добралась ли до высших слоев общества главная буржуазная идея — разделение полов? И Стоун, и Трамбах утверждают, что XVIII веке взгляды крупных землевладельцев на частную жизнь очень изменились, и Стоун полагает, что это произошло под влиянием идей верхушки торговой и финансовой буржуазии. Журналы типа The Spectator восхваляли новый стиль отношений в аристократической среде, основанный на разделении гендерных ролей. Это было подхвачено, пересмотрено и подредактировано евангеликами. Нарастающее влияние среднего класса в экономике, политике и социальной жизни имело еще одно последствие: аристократия и джентри начали перенимать стиль жизни фермеров, фабрикантов и коммерсантов. Как пишет Давидофф, «модель буржуазного поведения отныне существует наравне с кодексом чести аристократов и джентри, и слово „буржуазия" стало пониматься шире».

По словам Марка Жируара, к середине века произошло сближение высшей аристократии и верхушки буржуазии: «Высшие классы пересмотрели свой имидж, чтобы он стал более приемлемым для буржуазной морали. Их представители — искренне или, по крайней мере, внешне — стали более серьезными, более религиозными, начали более ответственно относиться к своей семейной жизни».

Буржуазная критика разложения аристократического общества достигла апогея в 1820–1840‑х годах; в дальнейшем, по мере того как аристократия и джентри начали воспринимать домашние ценности, то, что Жируар называл «моральным очагом», в центре которого находилась счастливая безмятежная семья, где практиковались совместная молитва, соблюдение воскресного ритуала и правил повседневной жизни, эта критика несколько смягчилась. Женщины, не допускавшиеся к участию в делах или в общественной жизни, царили в жизни частной, вырабатывали систему этикета: как вести себя в «обществе», как проводить «сезон». Они руководили «обществом» и стояли на его страже: именно они решали, кто может быть принят в «общество», а кого допускать не следует. Принцип был основан на связях: принимать у себя можно было лишь тех, кого знали лично. Социальная жизнь становилась более избирательной, более приватной и протекала в основном в богатых домах, куда допускались только люди одного с хозяевами круга. В этом взаимодействии решающую роль играли семья и близкие, благодаря которым можно было войти в круг избранных. Буржуазные дома, убежище жен и детей, куда мужчины возвращались отдохнуть от дел, выполняли несколько иную функцию в эксклюзивном мире «светского общества».

Озабоченность аристократии и джентри интимностью и изоляцией проявляется в строительстве и реконструкции их домов. На виллах буржуазии прислугу селили в верхнем этаже; в загородных домах была возможность сделать так, чтобы слуги были совсем незаметны — они пользовались служебной лестницей. Стали предъявлять требования к этажам, на которых жили слуги. Больше не могло идти и речи об их проживании в общем помещении; в каждой комнате было не больше двух жильцов.

У детей была своя спальня по соседству с родительской. Повсюду появлялись детские комнаты, описанные Лаудоном. Во многих домах одно крыло отводилось семье хозяев, в котором была спальня родителей, детская и гостиная. Двери комнат для холостяков и дам, как правило, выходили в разные коридоры и иногда даже эти комнаты находились в разных крыльях здания. Были обустроены курительные комнаты, предназначенные для мужчин, и маленькие гостиные для дам. Весь дом был разделен на пространства, предназначенные для мужчин и для женщин. Главный вход в дом служил местом встречи в интерьере, а сад был идеальным пространством, где гармонично сосуществовали и мужчины и женщины. Скромные устремления жителей Эджбастона в начале 1830‑х годов превратились в готические сны землевладельцев.