От Великой французской революции до I Мировой войны - [25]

Мишель Перро

ТРИУМФ СЕМЬИ

Мишель Перро

Французская революция совершила попытку сломать границу между публичным и частным, создать нового человека, новую модель повседневности, по–новому организовав пространство, время и память, но этот грандиозный проект провалился, не выдержав сопротивления народа. «Нравы» оказались сильнее закона.

Этот опыт глубоко задел думающих людей того времени. Бенжамен Констан, Жорж Санд и Эдгар Кине в своих произведениях постоянно возвращались к революционным событиям. Каким именно образом Революция перевернула–или же нет — их жизни и жизни сограждан? Жорж Санд описывает сопротивление беррийских крестьян всеобщему «тыканью», которое хотели навязать им «городские», новая буржуазия, столь гордая от того, что теперь можно было тыкать своей бабушке или какой–нибудь мадам Дюпен. Бенжамен Констан обращает внимание на силу собственного мнения людей: «Я слышал тогда огромное количество речей; я видел десятки демонстраций; я был свидетелем самых торжественных клятв; все это не имело никакого значения, народ присутствовал на всех этих церемониях, не вступая в дискуссии, а потом каждый возвращался к себе домой, не чувствуя себя более вовлеченным в события, чем раньше».

Сказанное поясняет, почему отношения публичного и частного составляют суть любой политической теории в постреволюционное время. Главной проблемой становится установление отношений между государством и гражданским обществом, между коллективным и индивидуальным.

В то время как в экономической мысли, которая расцвела на блестящем наследии XVIII века, господствует принцип невмешательства, идеал «невидимой руки», мысль политическая проявляет заботу об установлении границ и соблюдении «частных интересов». Новшество–это, безусловно, важное значение, придаваемое семье как базовой ячейке общества. Домашний мир — фундаментальный регулятор: он играет роль спрятавшегося бога.

Это общеевропейское соображение. Кэтрин Холл продемонстрировала, как в Великобритании начала XIX века благодаря одновременным усилиям евангеликов и утилитаристов возникла идея домашнего мира. Паноптизм (всеподнадзорность) Бентама в отношении гражданского общества–это контроль со стороны отца, играющего для своей семьи роль наместника Бога, являющегося символом здравого смысла.

Взгляды Гегеля: семья как основа гражданского общества

Вопрос обустройства публичного и частного, возможно, подробнее всего рассматривает Гегель. В работе «Философия права» (1821) он анализирует отношения между тремя основными инстанциями: индивидом, гражданским обществом и государством. Индивидуальное владение телом необходимо личности («Я») для самоощущения; самоубийство — крайняя степень суверенности личности («Я»), пусть и ошибочно понятой. Но индивид подчиняется семье, которая, наряду с корпорациями, является одним из основных «кругов» гражданского общества. Если бы не было семьи, государство имело бы дело лишь с «неорганическими множествами»[31], с толпой, охотно подчиняющейся деспотизму.

Семья — гарант естественной морали. В ее основе лежит моногамный брак, заключенный по взаимному согласию; всякого рода страсти чужды ей и даже опасны; лучший брак — это брак «устроенный», после заключения которого возникает взаимная склонность и привязанность, а не наоборот; семья создается на разумной добровольной основе, в ней очень сильны духовные (например, память) и материальные связи. Достояние семьи–это одновременно экономическая необходимость и символ. Семья, «объект поклонения для ее членов» — это моральный организм: «нечто единое, члены которого случайны». Глава семьи — отец, лишь смерть которого расчленяет семью, освобождая наследников. Семья должна главенствовать над своими членами; в обществе XIX века она представляет собой «холистскую» группу, по определению Луи Дюмона. Гендерное разделение ролей опирается на «естественный характер» представителей пола, согласно противопоставлению «пассивное — активное», «внутреннее — внешнее», которым руководствовались на протяжении всего столетия. «Действительная субстанциальная жизнь мужчины проходит в государстве, в области науки и т. д. и вообще в борьбе и в труде, в отношениях с внешним миром и с самим собой». «В семье… женщина имеет свое субстанциальное назначение и в этом пиетете свою нравственную настроенность». Дети являются членами семьи и одновременно с этим — отдельными личностями. Их следует воспитывать, не допуская злоупотребления игрой, что льстит их чувству собственного достоинства. Достигнув совершеннолетия, они могут завести семью, «сыновья в качестве глав семьи, а дочери в качестве жен». Однако на самом деле лишь смерть отца позволяет им перейти в новый статус. Возможность завещать имущество ограничивается семейным правом. По этому пункту Гегель активно критикует произвол римского права; опровергает право старшинства и исключение из завещания дочерей. На самом деле важно не потомство, тяжелое наследие феодализма, а семья, краеугольный камень современного общества. Сообщества «самостоятельных конкретных лиц», мириады, «множества семей» формируют гражданское общество, которое есть не что иное, как «сочетание разбросанных семейных общин».