От Падуна до Стрелки - [24]

Павел не спросил, почему в такую даль, зачем ему, прорабу, идти на понижение — в мастера. Он все понял и лишь поинтересовался:

— Когда?

— В среду самолет будет, — ответил Гилис, — успеешь оформиться?

Теперь они снова вместе: Гилис прораб, Ющенко мастер.

Павел водит меня по своему хозяйству. Прежде всего показывает небольшой, еще не достроенный дом с цементным полом.

— Дизельная. Наш объект номер один. Дадим к сентябрю ток, и тогда земснаряд начнет остров размывать.

Я вспоминаю такую же дизельную на Падуне. Она примостилась на каменном плече Пурсея и давала ток первым экскаваторам. Кто-то ее окрестил «Малая Братская». С нее началась «Большая Братская» и покорение реки у Падуна.

С такой же крошечной электростанции начинается история стройки у Толстого мыса. Пусть и ее назовут «Малая Усть-Илимская».

Мы переправляемся через протоку. Остров, к которому пристает наша лодка, вытянулся длинной ладонью по Ангаре, порос мелким редким кустарником. Павел ковыряет ногой почву.

— Видите, песок и гравий. Это же истинный клад для строителей. Земснаряд разработает остров и даст нам досыта песка и гравия и для строительства автотрассы, и для подъездных дорог к Толстому мысу, и для сооружения больших домов.

Мы долго бродим по острову.

— А правда, хорошо у нас здесь? — спрашивает Павел.

Перед нами широкая панорама. До противоположного берега километра два. Ангара, вволю наигравшись на шиверах у Толстого и Тонкого мысов, спокойно и устало несет свои воды. Тайга, освещенная солнцем, кажется неестественно зеленой, между красноватыми стволами сосен белеют березы. Правее, словно вырезанный ножницами из коричневой бумаги, темнеет профиль Толстого мыса.

— Нетрудно ли все начинать сначала? — спрашиваю я.

Он медлит с ответом:

— Трудновато, правду сказать. Снова в палатке живу, и не один, а с семьей. Да и в работе не все так, как хочется. Того нет, этого не хватает. Но это временно. Здесь куда легче начинать, чем было у Падуна. Какая силища за плечами! Почти десятилетний опыт Братска — раз, его производственная база — два. Нам, например, не надо строить деревообделочные заводы, заводы железобетонных плит и блоков — все пришлет Братск, оттуда привезут и разобранную бетоновозную эстакаду, подъемные краны, ну все, что надо для стройки. И дела у нас пойдут куда быстрее, чем шли на Падуне. Уже через два года не узнаете этих мест!

Он машет рукой, подкрепляя слова решительным жестом.

«ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ» ИДЕТ В КЕЖМУ

Прежде чем продолжить рассказ о путешествии по реке, я должен представить вам своих новых знакомых: ничего не поделаешь, в дороге часто меняются спутники. Баржа с надписью «Путейская № 28» принадлежит Ангарскому техническому участку. Когда вы плывете по реке, вам кажется, что ее хозяева — капитаны, механики, рулевые. Но, оказывается, они только «эксплуататоры» водного пути, водят пароходы, караваны барж. Настоящие хозяева рек водные путейцы: бакенщики, путевые мастера, гидротехники, инженеры. Это они следят за тем, чтобы бакены стояли на месте, оберегая пароходы от мелей и подводных камней, чистят судовой ход реки от ила и песка, уточняют карты, проверяют судовую обстановку. И если стремительная «Ракета» перенесет вас в несколько часов на сотни километров по Волге или Енисею, благодарите не только конструкторов, давших кораблям подводные крылья, не только капитанов этих кораблей, а и тех, кто обеспечили им «гладкую» дорогу, — благодарите водных путейцев.

Старший «двадцать восьмой» — путейский прораб Анатолий Лукьянов — молодой человек с ярким девичьим румянцем. Говорит он не торопясь, негромко, «окая» по-вологодски. Анатолий окончил в Великом Устюге речное училище, ходил по Северной Двине и Вычегде, а лет пять назад приехал на Ангару. Хотя он ровесник своих подчиненных, а кое-кто из них и постарше, все же его зовут по имени и отчеству. И в этом проявляется не столько привычка почтительно относиться к начальству, сколько уважение к человеку за его умение крепкой хваткой вцепляться в любое дело и доводить его до конца, за внимание к людским заботам.

Иван Мальцев, капитан «двадцать восьмой», резко отличается от своего начальника: он горяч и тороплив в решениях, грубоват и резок с людьми. Анатолию часто приходится осаживать его, но делает он это мягко, и Иван подчиняется сразу, без спора. Но мне кажется, не будь они друзьями, не просто было бы Анатолию укротить Ивана.

Мы сидим на палубе в одних трусах. Последние дни июля — самое жаркое время на Ангаре. Красный столбик в термометре подскочил до тридцати пяти градусов. Я думаю, как удивились бы многие жители южных районов Украины и России, увидев коричневый загар ангарцев. В последние годы об освоении Сибири рассказывают в каждом номере любой газеты или журнала, и все-таки многие по-прежнему представляют ее страной холодной, суровой, с тяжелым климатом. А ведь климат на той же Ангаре куда более здоровый, чем в Москве или в Горьком, и уж ни в какое сравнение не идет с сырым климатом Ленинграда и всей Прибалтики. Люди, вечно болевшие там, попадая на Ангару, здоровеют, крепнут и расцветают.

«Двадцать восьмая» то жмется к левому берегу, то уходит на середину реки, то, сделав «перевал», перебегает к правому берегу. За штурвалом Вася — небольшой, крепкий как дуб парень. Дед и отец его были ангарскими лоцманами, а он стал путевым мастером на самом трудном, плохо изученном участке Кежма — Невон.