От Падуна до Стрелки - [25]

Работать молча Вася не умеет. Слегка поворачивая штурвальное колесо, пристально глядя вперед, он рассказывает об охоте. За свои тридцать два года жизни Вася уже убил девятнадцать медведей. Анатолий не слушает его. Он внимательно следит за рекой. Когда камни угрожающе подбираются к ее поверхности, прораб поднимает руку — осторожно, не гони, Вася.

— Видите, какая это река, — сетует Анатолий, — нестандартная, одно слово. На Волге, Дону, Оби, Енисее ходи на катере где хочешь, от берега до берега, а на Ангаре не разгуляешься. Камни и камни.

— А разве у вас нет точных, лоцманских карт? — интересуюсь я и рассказываю об альбоме, который видел на «Баклане».

— Александр Иванович здорово поработал, — ответил Анатолий, — кто ж его не знает на Ангаре. И карты я его видел, с такими и ночью пройдешь в любом месте. Только альбома-то всего два: у него да в их Ленинградском институте, а мы вот чем обходимся.

Он показывает измятый лист — старую карту, на которой с трудом можно рассмотреть цифры и знаки. Молчавший до сих пор Иван не выдерживает:

— Такую карту разве что в камбузе держать. Васькин дед ходил по ней и мы пурхаемся. Оттого недавно и влетели на камни.

Историю эту я уже знаю. Когда «двадцать восьмая» поднималась к Толстому мысу, вечером неожиданно опустился туман. Баржа шла в это время посредине реки. Даже Вася растерялся — куда податься? Осторожно повернули к правому берегу. Вдруг днище загремело по камням, дали задний ход — поздно: сели довольно прочно. Бросили якорь и решили переночевать, чтобы посветлу разобраться, что к чему. А через час-полтора баржа затряслась от ударов: быстрое течение сдвинуло ее, якорь царапал о камни и не мог удержать судно. Один удар был особенно сильным. После него все услышали, как, урча, вода хлынула в трюм. Выбрали якорь, запустили двигатель и пошли туда, где должен быть берег. Днище еще несколько раз застонало от ударов, потом баржа скользнула быстрее и с ходу вылетела на прибрежный песок. Это и спасло ее — пробоина оказалась на носу. Два дня возились, откачивали из трюма воду, цементировали днище…

Анатолий продолжает разговор о картах:

— Не понимают, что ли, люди, как нужны нам карты, все увязывают, обсуждают, годы проходят, а карт нет. И для чего только Обрядин сам мучается и своих людей мучает? — он умолкает и вдруг спрашивает — Вы нот в Братске были, с начальством встречались. Что слышно насчет Усть-Илимской — строить ее будут?

Я говорю, что вопрос о сооружении гидростанции у Толстого мыса решен, и в свою очередь интересуюсь, почему это волнует Анатолия.

— А как же! — отвечает он. — У нас из-за этого тоже планы меняются. Слыхали, вероятно, что турбины для Усть-Илима из Красноярска по воде доставят к Толстому мысу. Вот мы, путейцы, и должны обеспечить проводку больших барж. Думаете это просто? До Кежмы Ангару знаем хорошо, а выше ходим, как слепые щенята. Надо бакены расставить, обозначить судовой ход, а кое-где дно углубить. За год-два с этим всем не справишься. Тут еще и карт нет.

Вот как, оказывается, обертывается наша медлительность. Кому-то кажется, что спешить с картами некуда, все равно участок-то несудоходный. Но он должен стать таким в ближайшие годы. Потому и волнуется Обрядин. Составленную им карту должны получить ангарские водники. Волнуется и Лукьянов — ему надо подготовить реку и проводить караваны, волнуются и руководители Енисейского бассейнового управления путей — им предстоит углубить каменное дно Ангары.

Я бы мог об этом и не писать, когда выйдет книга, видимо, все эти волнения будут позади — загремят взрывы на Ангаре выше Кежмы, Анатолий получит точные карты и установит бакены с электрическими маяками. Но дело не только в Ангаре. Много у нас еще нехоженых рек, и каждая из них может в любую минуту понадобиться, как путь в район новых строек. Может быть, волнения Лукьянова и Обрядина передадутся другим людям, от которых зависит изучение и освоение рек. Жизнь их, конечно, усложнится, но от этого выиграет наше общее дело.

От Толстого мыса «двадцать восьмая» отошла километров на тридцать, но как изменилось все вокруг. Последняя скала осталась у Невона. Сопки отступили от берегов реки, пропустив к ней тайгу. В этих местах Ангара, разлившаяся на четыре-пять километров, заставленная длинными островами, совсем непохожа на буйную реку, которая ярится в Шаманском каньоне. Только изредка встречаются не очень опасные шиверы да каменные пояса напоминают людям — не зевайте, река лишь прикидывается доброй.

…Баржа, накренившись на левый борт, устремляется к берегу. Там стоят и машут руками четыре человека. Когда баржа, проскрежетав носом по гальке, выползает к самой траве, они забираются на палубу. Девушка и три парня с руками в ссадинах присаживаются на низенькую крышу капитанской каюты. Вид у них усталый и немного растерянный. Самый высокий из парней, должно быть старший в группе, тихо говорит:

— Мы с Толстого мыса, четверо суток в тайге плутали. Продукты кончились вчера утром.

Маша Зайнуллина, матрос и кок «двадцать восьмой», сейчас же захлопотала в камбузе. Через пять минут наши гости едят тут же, на палубе. Высокий парень вытирает ладонью губы: