От Копакабаны до Амазонки - [83]

Кроме всего оптовик берет лишь то, что идет на экспорт, то есть редкие зерна и орехи богатейших зарослей.

Сборщики лишь слегка ощипывают Амазонию. Что ищут? Зерна укуубы — жирные орешки, которые индейцы завертывали в листья и использовали как светильники; бразильский каштан, который скупает и перерабатывает филиал «Инно», — его зерна по 15–20 штук заключены в твердых плодах до двух килограммов весом, способных убить человека, упав ему на голову; сухую скорлупу андироби, чье горькое масло предохраняло тела индейцев от насекомых, а сейчас бережет мебель от жучков и термитов; плоды пакеа, из которых извлекают тонкие белые семечки, благодаря стойкости запаха идущие в парфюмерию… Они доят копал: вначале просверливают две дырки — одну у вершины дерева, другую у основания, обе до сердцевины, затем затыкают их деревянными пробками, спустя какое-то время верхнюю вынимают, и из нижнего отверстия натекает десять литров сиропообразного, грязно-белого и терпкого на вкус сока, представляющего большую ценность для фармацевтики. Отверстия заделывают глиной до следующего раза. В чаще леса они собирают плоды ассайи, бакабы, патауны, сейбы, карнаубы, мурумуры, ойтисики, иассави, пупуньи… размерами с вишню, персик, сливу, куриное яйцо — фиолетовые, красные или почти черные, пурпурные, зеленоватые, серые, бархатистые и шершавые, липкие и гладкие, — на месте из них делают алкогольные напитки, пальмовое масло, а в США они служат основой для изготовления тончайших красителей, электроизоляции, рвотных и вяжущих препаратов… С чайной ложкой в величайший на земле питомник! Основная статья экспорта — марганец; недаром же генерал Маршалл, начальник генерального штаба США, торжественно заявил по окончании второй мировой войны, что она не была бы выиграна без помощи Амазонии, «помощи не только важной и ценной, но просто необходимой».

Оптовик не знал, как отблагодарить нас за визит. Он суетился, бегал. Что бы преподнести нам для души достаточно ценное, чтобы это осталось памятью, и достаточно благородное, чтобы не пасть в глазах? Он скрылся в доме и привел свою дочь, краснощекую молодую женщину с аккордеоном: «Позвольте угостить вас музыкой». Раз в неделю она ездит пароходом до Манауса (два часа пути) на урок музыки, затем возвращается. Она начинает фальшиво играть венские вальсы, но я не слышу неверных нот, я слушаю, как в переплетении лиан рождается музыка, как она несется над водным простором и хотя бы па несколько минут сливает нас в симфонии человеческой солидарности.

При слиянии Амазонки с Рио-Негро желтые воды реки-моря не сразу смешиваются с кофейной волной притока, настолько темной, что я погружаю в нее ведро, чтобы проверить цвет. В порту Манауса я с грустью расстаюсь с экипажем, особенно с коком, который радовал нас в пути острыми блюдами собственного изобретения, роскошными рагу и даже фаршированными яйцами. Но после акробатических вывертов, необходимых, чтобы выбраться на причал через горы разбитых ящиков и бунтов канатов, я еще жду сорок минут забытый в спешке чемодан. После того как все наконец выгрузились, кок приносит мне его и кидает к ногам; затем, не сказав ни слова, уходит. Я совершенно забыл: здесь все носят сами свои чемоданы и сами чистят себе башмаки. За исключением негров-безработных, ни один человек не согласится сделать что-либо хоть чем-то напоминающее рабство. В гостинице вы напрасно станете просить начистить вам туфли, никто не откажется, но никто и не сделает этого. Лучше уж самому купить ваксу или шагать в грязных, наплевав на все. Француз еще в силах это понять, но как воспринимает этот комплекс американец? Грумы берут у янки чаевые, заставляют их вволю ждать и еще ругают при этом.

В Манаусе в помещении «Петробраза» столпотворение: генеральный президент-директор объезжает места разведок и буровые вышки. Он уделяет мне время ровно на три вопроса:

— Ваша ближайшая задача?

— Открыть новые месторождения, повысить производительность. Из Сибири к нам прибыли два русских геолога — тамошняя геологическая структура близка к амазонской… Первые выводы благоприятны…[64]

— Следующий этап?

— Будем сами продавать свой бензин и мазут. Сейчас делаем первые шаги. До сего времени государственная монополия распространяется лишь на добычу… в то время как продажа гораздо выгоднее. Мы больше не хотим, чтобы иностранцы продавали свои и наши нефтепродукты по всей Бразилии. До сих пор мы терпели… Но они по-прежнему не завозят в Бразилию больше недельного запаса. Сегодня или завтра они могут вообще лишить нас горючего. Задушить нас. И потом, это прежде всего вопрос валюты: мы много теряем на закупках через их посредство, но главное не в том, — не касаясь «Петробраза», это вопрос национальной независимости.

— Ваши пожелания?

— Чтобы Франция не пошла по стопам США и согласилась бы продать нам по краткосрочным кредитам буровые установки, как это уже делают СССР и Румыния.

Два месяца никаких вестей из Франции. И вот наконец письмо, я отвечаю телеграммой. У окошечка ожидание затягивается: девушка мило беседует с мужчиной впереди, явно своим знакомым, на тему о погоде. Я легонько постукиваю по прилавку, имитируя нетерпение. В результате ловлю недобрый взгляд. Вздыхаю, барабаню пальцами по дереву… Он уходит. Моя телеграмма составлена не по форме. Переписываю. Да, но ее уже нельзя послать по ночному тарифу, слишком поздно. «Хорошо, я оставлю, вы пошлете ее завтра?» — «Ничего не выйдет, придется вам прийти еще раз». — «Но я улетаю завтра в пять утра, примите ее сейчас». — «Не могу, пошлите лучше из другого места». Тон повышается: «Значит, вы отказываетесь принять ее по ночному тарифу?..» — и вот я повторяю историю, которая уже стоила однажды автомашины одному иностранцу, который слишком торопился пройти таможню. Закрывшись броней административных предписаний, девушка быстро сажает меня в лужу, заподозрив, хотя и ошибочно, в моем тоне нотки превосходства. Мне предъявляют счет за четыре века угнетения. Несмотря на то что я раздражен этим пустяшным происшествием, мне ничего не остается, как признать со временем правоту старика Толстого, что не следует отправляться в чужой монастырь со своим уставом.