От Калмыцкой степи до Бухары - [32]
Трудно себе представить больше страдание и отчаяние на лице, чем у этого несчастного лезгина. Наконец суд удаляется в особую комнату для совещания. Наступает долгое, ужасное ожидание. В толпе говор, и смех, и равнодушие, в груди троих измученных мусульман - глубоко потрясающая драма.
Писатели, возмущавшиеся картиною смертной казни, по-моему, напрасно выбирали темой негодования - именно этот момент. Есть другой, неизмеримо худший: минута перед приговором. Когда все бесповоротно решено, о чем тут философствовать, о чем скорбеть? Возникают мысли более печальные, если призадуматься над чувствами тех, кто ждет приговора и кто его /169/ подписывает. Тут с обеих сторон - что-то зверское, что-то невыразимо жестокое. Ненависть и беспощадность словно сливаются воедино. Настроение передается зрителям. Опасающийся нервного расстройства едва ли пойдет смотреть во второй раз на подобную картину. Это уж дело дам. Потом, в день смерти Махрам-Али, они сбежались полюбоваться содроганиями висельника. Хорошо еще, что тактичный воинский начальник Чарджуя распорядился удалить их своевременно.
В сущности, я сильно сомневаюсь в полезности такого рода казней, здесь, на окраине, где ни туземцев, ни кавказцев - ничем не удивишь. Ссылка им куда страшнее. Опрашивается‚ зачем христианской державе карать таким путем, на глазах у иноверцев, которые в этом усматривают лишь отражение бесчеловечной деятельности собственных эмиров? Даже бухарца нанимают за палача.
Параллельно с тем, мы иногда оказываемся милосердными. Тогда же в Асхабаде случилось возмутительное происшествие, довольно благополучно окончившееся для виновных. Им грозила суровая и быстрая расправа; однако, гуманность одержала верх. Дело вот в чем. В главном городе Закаспийской области теперь масса /170/ персиан . Они свободно и важно разгуливают между туркменами, точно забыв, что их пускали сюда недавно не иначе, как с веревками на шее, в качестве рабов. К числу льгот, данных властями, относится позволение всенародно предаваться неистовствам в память мученической кончины Гассана и Гуссейна, сыновей Али, зятя Магомета, святыни шиитов. Это напрасно разрешено, потому, во-первых, что нет надобности обращать внимание нового русского города на далеко не привлекательные сцены шиитского беснованья (пусть делают, что хотят‚ у себя дома, за оградами!); а во-вторых, нельзя этим смущать и раздражать туземцев-суннитов на их же родной территории. И то и другое неосторожно. Впрочем, сама действительность свидетельствует о том же. В прошлом году, когда шииты двигались по Асхабаду, вопя и нанося себе раны во имя своих духовных вождей, - на дороге попался персианин, приверженец секты Баба, гонимой правительством шаха за протест против господствующего правоверного учения. Несколько таких безобидных бабидов, по убеждениям близких к христианству, поселилось в наших пределах.
Изуверы заметили сектанта, тут же изрубили и затем, ликуя, облизывая кинжалы, с /171/ которых капала «нечестивая» кровь, отправились в полицию сказать о случившемся.
На суде убийцы с гордостью говорили о своем подвиге, прибавляя, что подобная участь ожидает всякого, кто не разделяет их взглядов, будь это даже отец, мать... Фанатиков сначала приговорили к смерти, потом к ссылке в Сибирь. Могут ли бабиды без опасения приходить в Асхабад? Не вздумают ли шииты тронуть другой раз русского или туркмена? Ведь тут не знаешь, где грань религиозной вражды...
Так как уже речь зашла о казнях, о смерти вообще и в частности, не могу не припомнить одного факта, врезавшегося мне в память на пути от Узун-Ада в Самарканд. Ехала громадная толпа богомольцев из Мекки. Один бедняк, видимо совсем ослабевший, благодаря дурному питанию и болезненности, заметил, что у него начинают чернеть ноги. Товарищи преспокойно решили бросить несчастного, хотя ему, вероятно оставалось всего дня два-три до дому.
Покинутый хаджи сел около железнодорожной станции, на припеке, окруженный любопытными ребятишками. Обнаженная до колена оконечность представляла приманку для множества /172/ мух. Он изредка сгонял их, медленно и почти нехотя. Признанный и нему врач нашел, что противодействовать гангрене поздно. Оставалось послать за носилками и снести больного в барак. Выражение лица у злополучного богомольца нисколько не выдавало, что происходило в душе при расставании с телом. Мне доводилось видеть умирающих в менее тяжелой обстановке, но такого невозмутимого состояния духа я еще до сих пор никогда и ни не встречал.
Когда он устремлял вперед потускнелый взор‚ так и хотелось спросить: что он видит в предсмертной агонии, что ему рисуется в неведомой и непонятной для нас дали? Не Медина ли вставала перед ним?.. Цепь гор. Великолепные сады. Громадный шар и полумесяц из золота горят над свинцовым куполом. Под ним покоится «пророк». Рядом лежат два первые халифа. Богато задрапированные катафалки едва видны в комнате, сбитой черным. Вокруг – мечеть. Роскошные ковры тянутся по мраморному полу. Надписи по сторонам. Пестрые столбы (иные с изображением деревьев и цветов). Таинственный свет, струящийся от лампад... Вот
Первый профессор славянских языков Университета Осло Олаф Брок (Olaf Broch, 1867–1961), известный специалист в области диалектной фонетики, в начале лета 1923 года совершил поездку в Москву и Петроград. Олаф Брок хотел познакомиться с реальной ситуацией в советской России после революции и гражданской войны, особенно с условиями жизни интеллигенции при новом режиме. Свои впечатления он описал в книге «Диктатура пролетариата», вышедшей в Осло осенью 1923 года. В 1924 году эта книга была переиздана в сокращенном варианте, предназначенном для народных библиотек Норвегии. Вскоре вышли в свет переводы на шведский и французский языки.
В середине 80-х годов на Дальнем Востоке началось строительство огромного завода азотных удобрений. Рядом с ним планировалось возведение города Бонивур, в котором жили бы строители и работники завода. Так сложилось, что последний город СССР, да и предприятие, спутником которого он должен был стать, не были достроены. Они так и канули в Лету вместе с Советским Союзом и почти стерлись из людской памяти, если бы не хабаровский путешественник и блоггер, член Русского Географического Общества Александр Леонкин.
Учёные объявляют о сенсации, если найдут один новый рисунок (геоглиф) на рельефе Земли. Здесь же, по надписям на мегалитах, найдены сотни новых геоглифов. И даже на Марсе и Луне. «Всё на лбу написано». Эти открытия поменяют мировоззрение человечества, увеличат уровень понимания устройства Вселенной и укрепят веру в существование Мирового Разума. Человечество должно стать разумным, и эта книга поможет ему в этом.
В этой книге вы получите новые доказательства существования космических, божественных создателей Земли и человечества. Правдивы легенды, сказки и древние книги. Легенды Востока собрали Николай и Елена Рерих – о мире земном и надземном. Такой же смысл несут открытые надписи на мегалитах мира и на рельефе самой Земли. Мы – потомки космических пришельцев из созвездия Медведицы, созвездия Ориона и Сириуса. А сама Земля – астероид от звезды «Поларис». Надо это осознать и поднять своё мышление до глобального космического масштаба.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Аксумское царство занимает почетное место в истории Африки. Оно является четвертым по времени, после Напаты, Мероэ и древнейшего Эфиопского царства, государством Тропической Африки. Еще в V–IV вв. до н. э. в Северной Эфиопии существовало государственное объединение, подчинившее себе сабейские колонии. Возможно, оно не было единственным. Кроме того, колонии сабейских мукаррибов и греко-египетских Птолемеев представляли собой гнезда иностранной государственности; они исчезли задолго до появления во II в. н. э. Аксумского царства.