От Калмыцкой степи до Бухары - [31]
После прибытия Уэльса в Чарджуй, один небольшой кружок пригласил его на вечер с /163/ цыганским пением. Дело в том, что сюда прибыла партия каких-то странного типа людей, по ремеслу лудильщиков, выдававших себя за сербов. В конце концов они оказались цыганами, да еще имеющими родство на Черной речке.
Среди двора зажгли костер. «Смесь одежд и лиц» ярко выделялась при багровом освещении. Били в бубен, хлопали в ладоши. Сладостно-заунывные звуки дрожали и замирали в ночном воздухе. У одной цыганки ребенок спал на руках. Толстый, сумрачный Zigeuner-baron с платьем, увешанным серебряными украшениями, облокотясь на посох, стоял возле живописной группы поющих. Сын нашего знаменитого виртуоза и композитора Р. мастерски владел гитарою. Что-то чарующее оставалось в сердце после каждого напева. Стаканы с вином ходили кругом. Англичанин был в восторге от вечеринки.
-------
/164/
XVIII
ПЕРЕД СМЕРТНЫМ ПРИГОВОРОМ.
Сегодня памятный для меня день. В течение шести часов в Чарджуе разбиралось военным судом дело об одном убийстве. В результате ожидалась казнь через повешение. Впечатление, оставшееся от зрелища - как доискивались истины, надолго неизгладимо.
Еще с утра любопытные стали собираться к дому, где должны были заседать судьи (у церковной площади, между железной дорогой и базаром). Священнодействовать готовились в небольшой сравнительно зале или, точнее сказать, неотделанной комнате с несколькими столами, скамьями и стульями. Обвиняемыми являлись лезгины, будто бы прикончившие ночью еврея-приказчика в одной лавке, где продавались часы, золотые и серебряные вещи. Тут, в новом край, на разбой приходилось смотреть /165/ с крайнею строгостью, пытаясь обуздывать страшными мерами дурные наклонности нахлынувшей сюда разношерстной толпы. Искатели приключений, всякого вида и оттенков, пришли и приходят в Закаспийскую область, а затем и дальше, с целями наживы. Большинство имеет самое туманное прошлое. Много таких элементов поставляет Кавказ, при чем особенно нежелательным элементом представляются армяне. Но они, кажется, редко попадаются в чем-нибудь важном, редко платятся за тяжкие проступки.
На этот раз судятся мусульмане, народ еще не старый, крепкий, с выразительно-дикими лицами. Дело, в сущности, темное, запутанное. Кто убил? Кто укрывал и сбывал с рук украденное? Вопросы, пожалуй, до сих пор открыты, хотя и произнесен окончательный приговор. Преступление совершено незаметным образом. Криков жертвы не слышали. В борьбе с нею видимо принимало участие не меньше двух человек. Присутствие их в лавке не удостоверено, однако, ничьим ясным показанием. Неизвестно, когда и как злоумышленники могли туда проникнуть. Подозрение, кроме лезгин, одно время падали на следующих /166/ лиц: ночных базарных караульщиков, вольнонаемных бухарцев, и армян, помещавшихся рядом с убитым. Первые скрылись и не найдены до сих пор. Эти же сказали, что кутили всю ночь, ничего не слышали, ничего не знают. Затем и они покинули Чарджуй.
Конечно, нет основания утверждать, будто именно кто-нибудь из них виновен, но достоин внимание факт, что их не видно на суде. Дело слишком важно, чтобы не взвесить каждую относящуюся к нему подробность. Разве мыслимо признать исключительно трех лезгин центральными фигурами загадочного процесса?
Свидетелей - целая длинная вереница. Чем больше говорится о преступлении, тем нагляднее трудность определения, кто его совершил. Или надо сознаться, что человеческое правосудие бессильно здесь в уверенности карать, или приговаривать не подымавшего, быть может, руку на умерщвленного еврея. Главная и, тем не менее, весьма сомнительная улика - слова некоторых присутствующих кавказцев, будто подсудимый Махрам-Али проболтался сам кому-то (но кому?) о своей прикосновенности к злодеянию. Показаны отбираются переводчиком и, Бог весть, как передаются. /167/ Обвиняемые тоже бессловесны, тоже объясняются через третье лицо‚ - особенно заподозренный лезгин‚ - двадцатипятилетний, крайне типичный бородач, бродяга, беглый. Невольно является вопрос: не выдают ли его нам соотечественники, чтобы самим выпутаться? Дескать, все равно, он отчасти - вне закона: пусть лучше пострадает один, почти бесправный человек, нежели люди, рассчитывающие на что-либо в будущем. Мне лично так и сдается, будто настоящие убийцы-- или в числе свидетелей, или стоят в наполняющей комнату толпе.
Речь прокурора бесцветна и бессодержательна. Защитник, в свою очередь, говорит без того одушевления, которое может коснуться сердца имеющих произнести приговор. Хотя суд и военный, но обильные словоизлияние слишком отзываются гражданским духом, не гармонируют с характером его обычных суровых решений. Общие фразы о том и сем как-то не вяжутся с речами, где ставится вопрос о жизни или смерти. К счастью, отсутствует стадо баранов, именуемых присяжными. Иначе это бы просто обращалось в комедию. Зрителей собирается чересчур уж значи- /168/ тельное количество. Женский элемент, с его тупым любопытством, просто отвратителен. Жара, теснота, томление, нетерпеливое позвякивание арестантских цепей. Я сижу непосредственно за спиной обвиняемых.
