От I Мировой войны до конца XX века - [4]

РАБОТА

Первые крупнейшие изменения в XX веке произошли в сфере труда, который повсеместно выходит за рамки частной жизни и врывается в жизнь публичную.

Здесь мы наблюдаем двойное движение. Во–первых, разделение и специализация пространства: человек больше не работает там, где живет. Этот процесс сопровождается дифференциацией норм: домашний мир освобождается от правил, навязанных выполняемой дома работой, а трудовая сфера отныне регулируется не нормами частной жизни, а договорными отношениями между работником и работодателем.

СПЕЦИАЛИЗАЦИЯ ПРОСТРАНСТВА

Рабочему месту не уделяется должное внимание в современных исследованиях. Работа у себя дома и вне его — в начале XX века это были принципиально разные вещи. В идеале молодой девушке следовало бы жить в доме родителей и не работать. Если же ей приходится работать, то лучше делать это у родителей, например шить на заказ. Лишь девушки из самых низов общества работают вне родительского дома: на заводе, в ателье или в качестве прислуги[9].

Таким образом, в начале XX века две трети французов или по крайней мере половина работает у себя на дому. В конце же века, наоборот, практически все французы работают вне дома. Произошли решительные изменения.

Надомный труд сдает позиции

Надомный труд в начале века в целом можно разделить на две большие категории, каждая из которых в свою очередь имеет свои особенности. Во–первых, работать дома можно на кого–то: в этой ситуации находятся надомные работники. Во–вторых, можно работать на себя и быть независимым производителем. В любом случае надомный труд на протяжении века сходит на нет.

Надомные работники

Определить их точное количество очень трудно. Тем не менее можно сказать, что в начале века их было несколько миллионов. В переписях населения тех лет упоминаются так называемые «изолированные»: в 1906 году их 1 502 000. К ним относятся поденщики и подсобные работники без определенного работодателя, которые трудятся то у одного хозяина, то у другого. Большинство, однако, работает на дому: это портные, сапожники, перчаточники, а также производители очков, ювелиры и т. д. Хозяева мастерских и ателье нанимают как мужчин, так и женщин. Иногда хозяева доставляют работникам материалы и заготовки и приезжают за сделанной продукцией, иногда работники сами приходят к хозяину за материалами и доставляют готовые изделия. В обоих случаях работник получает сдельную заработную плату.

Надомные работники находятся в невыгодном положении: их зарплата очень низкая и не идет ни в какое сравнение с суммами, получаемыми заводскими рабочими. Чтобы хоть как–то выживать, им приходится работать от зари до зари: мы можем видеть это на примере Матушки Сантер[10]. К 1914 году, когда началось фабричное производство тканей, ее домочадцы едва сводили концы с концами. Они могли заниматься своим делом лишь в зимние месяцы, весной же нанимались батраками на ферму, откуда возвращались осенью с деньгами, которыми расплачивались с зимними долгами: работа в услужении у других людей приносила больший доход, чем надомное ткачество. Неважно, что они мастера своего дела: ткацкое ремесло больше не дает им возможности прокормиться. Условия их жизни и труда ужасающи: отец и дети встают в четыре часа утра и спускаются в подвал, к станкам; мать готовит уточную нить; станки стучат до десяти часов вечера: рабочий день длится пятнадцать часов, в сырости погреба, при свете сальной свечи. Утром — перерыв в работе на чашку цикория с куском хлеба, в полдень — тарелка супа, еще одна — вечером. По воскресеньям эти ревностные католики ходят на мессу, а потом снова берутся за работу. Они работают даже в день свадьбы Катрин Сантер, а в качестве праздничного угощения у них бараньи котлеты — вот до чего они бедны.

Наряду с подобной нищетой, надо признать, встречается и процветание. Перчаточники Мийо, например, в 1920–х годах были рабочей аристократией, но не стоит забывать, что перчатки из Мийо, столицы французского производства кожаных перчаток, были тогда предметом роскоши, и перчаточная промышленность Гренобля была им не конкурент. Чаще же надомные работники тяжело работали и жили очень бедно. Это одна из причин упадка надомного труда.

Что можно сказать о частной жизни надомников? Где, например, могла протекать частная жизнь Катрин Сантер? Рядом с домом, на обочине дороги, где она украдкой встречалась с возлюбленным, своим будущим мужем? В постели, куда она падает от усталости? За станком? Тяжелый труд не просто неотъемлемая часть частной жизни, он поглощает ее целиком: работа и жизнь составляют одно целое. Это при том, что пространство в доме ткачей разделено: они работают в подвале, а едят и спят на первом этаже дома. Чаще же всего работа и жизнь протекают в одном и том же помещении. Леон Фрапье в романе «Детский сад» иронизирует по поводу того, что говорят детям в детском саду: «У каждой вещи должно быть свое место, и каждая вещь должна лежать на своем месте», описывая, как портниха–надомница из XX округа Парижа вынуждена освобождать обеденный стол, чтобы разложить свою работу или дать возможность ребенку сделать уроки