От I Мировой войны до конца XX века - [6]

Экономическая функция такой семьи сплачивает ее членов; одновременно решаются две задачи — воспитание детей и забота о стариках. На ферме, в мастерской или в лавке молодежь приобретает профессиональные навыки непосредственно от родителей или от их друзей, и ученичество рассматривается как дело семейное, частное. Старики, которые больше не могут жить самостоятельно, живут и питаются у одного из своих детей. В то же время нельзя сказать, что это была стереотипная патриархальная семья[14]: в большинстве регионов Франции, за исключением юго–запада, крестьянская семья состояла из супружеской пары и их детей — социологи называют такой тип семьи нуклеарным; бабушка и дедушка жили по соседству, в меньшем по размеру доме, и вели отдельное хозяйство до тех пор, пока были в состоянии трудиться; когда это становилось невозможно, особенно если бабушка умирала раньше своего супруга, дети брали овдовевшего деда к себе. Таким образом, семья в дополнение к своей экономической функции играла также воспитательную роль и обеспечивала безопасность старшего поколения.

Закат семейных предприятий

Мы видим, что наемный труд постепенно лишает семью ее экономической функции и что выход работы из домашней сферы переводит воспитание и обеспечение старости из частной жизни в публичную. Создание сети профессионального обучения и социальная защита заменяют семью. Однако причины этой эволюции не так просты, как ее последствия.

Безусловно, как для индивидуального предпринимательства, так и для надомного труда определяющими являются экономические причины. Цены на продукцию мелкого производства или небольших магазинчиков не выдерживают конкуренции с ценами крупных сельскохозяйственных или торговых предприятий. Протекционизм и отсталость французской экономики долгое время тормозили отступление семейных предприятий. После II Мировой войны, напротив, усилия по модернизации ускорили этот процесс, и несмотря на резкие протесты крестьян и хозяев мелких торговых точек, боровшихся за выживание и требующих разного рода поддержки (гарантированные цены, снижение налогов), несмотря на впечатляющие демонстрации, проводившиеся, например, FNSEA (Национальной федерацией профсоюзов сельскохозяйственных производителей), движением Пьера Пужада (1953–1956) или CIDUNATI (Межпрофсоюзной конфедерацией поддержки индивидуальных предпринимателей), возглавляемой Жераром Нику, рынок был неумолим — его законы лишь иногда смягчались то здесь, то там принимаемыми социальными мерами, например законом от 1973 года, ограничивающим строительство супер– и гипермаркетов.

Не менее важно и социальное развитие. Закат индивидуального предпринимательства связан с ростом социальных гарантий, получаемых работающими по найму. Возьмем для примера сельское хозяйство: сын, работающий у своего отца, часто считается теперь наемным сельскохозяйственным рабочим. Это также важно в торговле и кустарно–ремесленном промысле. Сокращение числа хозяев мелкого производства и торговых точек, которые в 1982 году составляли всего 7,8% активного населения, тогда как в 1954 году их было 12%, в 1962–м — 10,6%, в 1968–м — 9,6%, более заметно, нежели уменьшение числа хозяев коммерческих и ремесленных предприятий. Здесь мы наблюдаем два явления: с одной стороны, медленное сокращение мелкой торговли и ремесленного производства (каждый год исчезает больше предприятий, чем создается); с другой же стороны, изменение юридического статуса: начальник небольшого индивидуального предприятия превращает его в общество с ограниченной ответственностью или даже в анонимное акционерное общество, становясь таким образом руководителем, получающим заработную плату. В переписях населения он значится как руководящий сотрудник, а не как хозяин производства.

Отделение предприятия от семьи

Речь здесь идет не только о терминологии. Изменения в юридическом статусе на самом деле влекут за собой разделение семьи и предприятия. Публичная деятельность отделяется от частной: они обе становятся автономными. Это обособление имеет не только финансовые последствия в виде разделения производственного и семейного бюджетов. Происходят также пространственно–временные изменения.

В прежние времена на одном и том же пространстве имели место два вида активности семьи. Коммерсант, его жена и дети, как правило, жили в помещении за лавкой, как это до сих пор принято у пекарей в небольших городках и предместьях. Лишь самые обеспеченные могли позволить себе жить в квартире над лавкой. Таким образом, это помещение служило и кладовой, и жилой комнатой. В стенных шкафах хранились запасы на продажу, бакалея, потребляемая семьей, и предметы домашнего обихода. Здесь ели, вели бухгалтерию, иногда спали, а дети делали уроки.

Недифференцированность пространства влекла за собой недифференцированность времени. Клиент, обнаружив, что дверь лавки закрыта, без колебаний стучал в окно кухни, где обедала семья, и покупателей тут же торопились обслужить. Ситуация не менялась до тех пор, пока однажды мать семейства, которую в неурочный час потревожил кто–то из завсегдатаев, не воскликнула: «Нас когда–нибудь оставят в покое?» То обстоятельство, что люди работали там же, где и жили, исключало такое понятие, как свободное время. В результате произошел слом старинного порядка: чтобы клиентура не мешала нормальному течению частной жизни, следовало отделить магазин от места проживания. И из задних помещений магазинов исчезли кровати, платяные шкафы, плиты. Коммерсанты стали снимать квартиры над магазинами или строили себе дома в пригородах. У них появилось по два адреса и по два телефонных номера (правда, в ежегодных телефонных справочниках фигурировал только один). Такова была цена частной жизни.