Остров за островом - [52]

Свиньи проникают своими рылами в самую глубь нор, беззащитные обитатели которых становятся для них легкой добычей. Свиньи сотнями пожирают жалобно стонущих качурок. Хрустят кости, пух и перья прилипают к мордам животных. Птенцы и яйца — особое лакомство.

Качурки гнездятся в подземных норах на склонах с мягкой почвой. Опустошив птичьи гнезда, колонна черных от земли свиней марширует дальше, а склон после их нашествия выглядит, как весеннее поле, изрытое мышами-полевками.

Восточный берег Нью-Айленда, обращенный к Фолклендскому «материку», полого спускается к холодной зеленоватой воде, а западный, грудью встречающий штормы, крут и высок; он грозно нависает над огромными океанскими валами. Этот белопенный барьер в нескольких километрах от фермы Девисов образует круглую лагуну. На склонах вокруг этой лагуны располагаются колонии альбатросов, — королевских бакланов и пингвинов-скалолазов.

Самые смелые в мире птицы

У самой воды, там, где копья морского прибоя обламываются о низкие островки и рифы, я ближе познакомился с пингвинами-скалолазами. Они одновременно были и ярко выраженными индивидуалистами, и нерешительными стадными животными. Часто они подолгу колебались, пока кто-то один не брал на себя инициативу и не увлекал за собой всю стаю, словно знаменосец, шествующий во главе демонстрации.

Они никогда не забывали о возможности появления морского леопарда или кровожадного морского льва. Это единственное, чего они здесь опасаются. Все остальное их не пугает. Это самые смелые и упрямые птицы на свете, которые не колеблясь идут на любой риск — совсем как дублеры в кино.

Много рассветов и закатов мы провели возле скал, где пингвины выходили на берег. Мы не обращали внимания на ветер и холод, на дождь, снег и град. Нас защищали толстые свитера и зюйдвестки и нам ни разу не показалось, что время тянется медленно или скучно. Жизнь здесь била ключом и в вёдро с его скупым солнцем, и в ненастье.

Эстет мог бы тут наслаждаться неповторимыми формами скал и утонченной игрой красок. Эксперт по уличному движению получил бы богатейший материал для исследования поведения жителей острова, не испорченных влиянием правил и объявлений.

У скал, где пингвины-скалолазы выходили на берег, море всегда неистовствовало. Наши киноаппараты и объективы тоже были одеты в зюйдвестки, предохранявшие их от соленой воды. Штативы высились среди камней, как маяки. Но самая главная задача заключалась в том, чтобы найти на этих скользких скалах твердую опору для ног и надежный выступ, за который можно было бы ухватиться, если на тебя неожиданно обрушатся целые каскады воды. Пингвины, выходившие на берег, должны были соблюдать те же правила.

Скалолазы начали возвращаться на берег в четыре часа пополудни. Они выскакивали на поверхность воды, точно поплавки рыбацкой сети, и некоторое время качались на волнах. Их скапливалось все больше, и в конце концов число пингвинов достигало уже нескольких сотен. Откуда-то из бескрайних морских просторов они стекались к этому нагромождению скал и долго высматривали место для выхода, словно не решаясь сделать прыжок. Это была коварная ничейная земля между двумя стихиями.

И вдруг, точно по приказу, все скалолазы устремились на берег, подобно вражеской армаде. Они, как торпеды, разрезали волны. Бурлящий прибой кишел этими маленькими обтекаемыми существами, несущимися к скалам, которые в течение тысячелетий были такой же желанной целью и для их предков. Скалолазы всегда выходят на берег в прибой, сила которого в миллионы раз превосходит их собственную. Волны опрокидывают их, они кувыркаются в водорослях, падают на спину, барахтаются. Пингвины расправляют короткие крылья, стараются уцепиться когтями за малейшую неровность скалы. И когда океанский вал, разбившись о скалу, откатывается обратно, на скале остаются лишь пингвины, нашедшие точку опоры.

Их теснится там сразу не меньше двух сотен; издали кажется, будто они присели на корточки. Мгновение они переводят дух и тут же спешат покинуть ненадежное убежище, пока на него не обрушился новый вал. А в волнах уже готовится к выходу следующая флотилия пингвинов. И чем ближе к ночи, тем их становится все больше.

С нижней первой пристани скалолазы прыгают наверх на плоскую террасу. Там они чинно выстраиваются в очередь и двигаются дальше, причем им часто приходится спрыгивать на более низкую скалу. Высота этого прыжка достигает нередко семидесяти сантиметров, при этом у каждого своя техника: далеко не все пингвины тормозят крыльями во время прыжка, и многим он дается еще труднее, чем выход на берег. Я, наверное, испытывал то же чувство, когда сдавал зачет по прыжкам с вышки.

Но пингвины не боятся ударов от падения. Одежда их плотна и толста, и под кожей находится достаточный слой жира. К тому же форма их тела настолько обтекаема, что им безразлично, на какую часть тела они приземлятся.

Отойдя на некоторое расстояние от сердито ревущего моря, пингвины делают передышку. Прежде чем идти дальше, они чистятся и прихорашиваются. Некоторые непонятно зачем спешат к небольшим прудикам и лужам с дождевой водой, образовавшимся в трещинах и углублениях между скалами. Когда наблюдаешь за пингвинами, невольно напрашиваются антропоморфические сравнения. Пингвины ведут себя совсем как мы на морских пляжах. Накупавшись в соленых волнах, мы тоже направляемся в бассейн, с пресной водой, которая, безусловно, не так чиста, как морская.