— Не тронь меня!
Отец отступает на шаг.
— Ты что? — говорит он. — Хоть раз в жизни я тебя тронул? Сделал тебе что? Мизинцем тебя не тронул! Никогда в жизни! — Он готов улыбнуться, но сейчас это невозможно, слишком серьезно всё и горько для него, для Германа, для отца.
Он смотрит на сына. А Стефан, рядом с Аней, молчит и вдруг замечает, как тишина легла на лицо отца. Аня это тоже видит. Она кладет свою руку на руку Стефана и говорит:
— С деревцами — это не его вина.
— Не его? — переспрашивает Герман. — Только что посадили… листики чуть проклюнулись — и уже вырвали!
— Не Стефан же! Не Стефан!
— Но он это видел! Видел он! Это как с гидрантом! Опять то же самое!
— Ничего не так! Он ничего такого не сделал!
— Ничего? А там, на опалубке!
— Зачем вы так кричите! — говорит Аня.
— Кричу как хочу!
— Стефан ничего плохого не сделал!
— Ничего? — говорит Герман и говорит почти шепотом, настолько чудовищными ему кажутся слова девочки! Прямо ему в глаза сказала — Стефан ничего плохого не сделал! — А там, на опалубке? Он же испоганил весь бетон! И ты говоришь — ничего не сделал! — Герман уже опять кричит, даже жилы на шее вздулись.
Аня вся сжимается — ей страшен этот орущий дядька. Стефан прижимает руку к ее локтю. Аня чувствует его поддержку и верность.
А Герман, хотя и раскричался, но заметил движение Стефана и как-то вдруг успокоился. Тихо он спрашивает:
— Вы тут часто так сидите?
Стефан смотрит на него: что это он подумал?
— Это же не парк. Это вагон для рабочих. Стройплощадка!
— Аня тут первый раз.
— Вам разрешил кто-нибудь?
— Я знал, где ключ спрятан.
— Каноист вам сказал. Он же и разрешил вам?
— Если ты так считаешь, — говорит Стефан, глядя отцу в глаза.
— Да, считаю. Кто ж еще вам мог позволить? Не Артур же? И не стройуправление! Выходите в конце концов. Ключ я возьму.
Они спускаются за Германом по ступенькам маленькой лесенки. Он запирает дверь на засов. Щелкает замок. Герман опускает ключ в карман. Будут, значит, завтра неприятности у Гаральда и у Артура!
Опалубку тем временем очистили. Комендант Бремер все убрал. Но внизу уже опять собрались ребятишки да и несколько взрослых. Все трудятся — собирают две отдельные кучи: мусор и всякие стройматериалы. Стефан думает: если этот металлолом сдать — сколько марок для нашего бегемота получим?
Бегемот! Да, бегемот и всё остальное — и никакой радости!
За Стефаном шагает отец и настойчиво направляет его к дому. Аня останавливается перед стеклянной дверью.
— Пока, — говорит она. — Ты спустишься еще?
— Сегодня — нет, — сразу же отвечает Герман. — Останется дома.
Вот оно, значит, и наказание! Сиди дома! Аня прижала ладонь к стеклу — это ее прощай! Стефан улыбается, но когда они молча едут вверх, у него в голове в такт меняющимся цифрам на табло стучит: не выдержать мне этого! Не выдержать весь день там наверху!
Они уже в квартире. Сусанна встречает их в коридоре. Ждет, когда кто-нибудь заговорит. И Герман говорит:
— Вот он, твой сыночек. Золотко твое! — Крупными шагами он направляется в большую комнату, захлопывает за собой дверь.
Стефан остается с матерью один.
— Что случилось? — спрашивает она. — Скажи, что случилось?
Ответа на свой вопрос она не ожидает и только растерянно смотрит на сына. Никогда еще Стефан не видел ее такой растерянной.
— Что же это вы натворили? — говорит она и может подозревать при этом Стефана и Губерта, но может и Стефана и Германа. Судя по ее виду, она говорит о Стефане и Германе.
Стефан молчит. Ни упрямства, ни упорства не осталось.
— Иди к себе в комнату, — говорит мать. — Я потом позову тебя. Умойся. Это помогает. Лучше себя чувствуешь.
Но Стефан не умывается, идет прямо к себе. Стоит посредине комнаты, оглядывает стены, садится на койку. Напротив — огромная афиша. Четыре сумасшедших парня. Лохматые, у всех бороды. Голубые жилеты на голом теле. Стефан смотрит и смотрит и уже слышит и ритм, и музыку, и резкие звуки ударных, и певца с хриплым голосом! Он поет о тоске по свободе, о тоске по любви… и по небу бегут облака…
Стефан подходит к окну. Города внизу он не замечает. Видит только кроны деревьев — отсюда они так похожи на маленькие зеленые острова. На них и приземлиться можно, если духу хватит спрыгнуть… Крыши автомобилей — все разного цвета, вода блестит, шлюз сейчас пустой, как будто никогда здесь не будут плавать корабли…
Стефан смотрит дальше и дальше, до самого горизонта, где небо сливается с дымкой. Там далеко-далеко — Тассо! Ах, если бы они поехали…
Стефан садится за стол, разглядывает открытку — «Привет из Франкфурта-на-Одере». Давно когда-то Тассо ее прислал. И с тех пор — ничего! Так, что ли, дружба кончается?
Сам он два раза Тассо написал и последний раз вот что: «Приедем в воскресенье. Привет с Телебашни». А воскресенье — это сегодня. Да, сегодня!
Если бы они поехали…
А что было бы по-другому, если бы они поехали?
Все было бы по-другому! У бабушки бы он уже пирог уплетал. С вишнями, посыпанный сахарной пудрой. И с Тассо они бы уже на остров смотали… Жизнь была бы совсем другая! Да и вообще всё, всё будущее было бы другим.
По небу бегут облака, и сидеть так и думать Стефан уже не может… Облака все белые… высоко-высоко…
