— Да, да, — говорит Стефан без всякого восторга.
— Ну, знаешь, с тобой сегодня каши не сваришь.
Оба молчат. Губерт лежит, ни о чем не думая, а Стефан уже представляет себе, куда бы они теперь доехали: до Вернойхен наверняка, а то были бы уже в Фрайенвальде… При этих мыслях у него сжимается сердце, горе и обида так и жгут, великий гнев охватывает его! Никогда он этого Герману не простит!
Долго они молчат и только теперь слышат, как где-то ревут моторы. То громко, то заглохнут. Рев нарастает — так рычат только дорожные и строительные машины. Но ведь сегодня воскресенье! Чего они рычат?
— Чего это они? — спрашивает Стефан Губерта.
— Кто? Где?
— За домом. Не слышишь разве?
Слышит Губерт, даже голову приподнял.
— Ааа, эти! Раствор привезли.
— В воскресенье?
— На детскую площадку. Фундамент укладывают. Сверхурочно работают.
— Торопятся, значит. Сверхурочно. Что ж ты мне раньше не сказал?
— Когда это раньше? Ты меня не спрашивал.
— Если они сейчас укладывают фундамент, пропала наша детская площадка! Будет такой… и не знаю какой!
— Так и будет, — говорит Губерт. — Мне все равно.
— Всё равно, значит, — говорит Стефан. Сидит и думает и хочет, чтобы и ему тоже было все равно, как Губерту, но не получается, не может он! — Пойду погляжу, — говорит он.
А рычат там два маленьких думпера. За рулем — молодые парни, такие, как каноист. На голове — маленькие круглые шляпы, и правят они, как будто оседлали необъезженного мустанга.
— Видишь, взялись за дело, — говорит Губерт. А Стефан:
— Так они к обеду всю опалубку заполнят.
Наверху, где опалубка кончается, стоят два других парня — ноги расставили, в белых защитных шлемах. Они лопатами разравнивают раствор. А внутри опалубки — еще третий парень, он утрамбовывает цемент круглой трамбовкой. Дело у них спорится.
— Этому плохо, — говорит Губерт. — Здорово вкалывать надо. И внимательным надо быть, а то завалят раствором.
Думперы словно скачут по кучам песка. Прямо вездеходы. Управлять ими, должно быть, легко. А как красиво раскрашены! Желтые с оранжевым.
— Красивые, — говорит Губерт.
— Краска — да.
— Если б в красный выкрасить — они были бы как пожарные машины.
— И такие же быстрые. А меня зло берет! — говорит Стефан.
— Чего? Зло берет?
— Точно. Оставь меня в покое!
Первый четырехугольник скоро будет заполнен. Парень, который работает трамбовкой, с каждой засыпкой будто на глазах растет. Скоро он догонит тех парней, которые стоят наверху.
Подъезжает очередной думпер. Но столько раствора уже не надо. За ним — второй. Этот совсем лишний. Парни держат совет. Что делать с раствором? Очень просто. Те, что с лопатами, залезают в кабины думперов, а тот, что с трамбовкой, откидывает ее в сторону и тоже прыгает на думпер… полный газ! И скорее подальше от строительной площадки…
— На дачу кому-нибудь повезли, — говорит Губерт.
Подтянувшись на руках, они садятся сверху на опалубку, рассматривают свежезалитый раствор, и Стефан первым вдавливает в него пятерню.
— Гляди! — говорит он.
И Губерт делает то же самое. Сначала правую руку, потом левую, потом обе сразу — похоже, будто огромные птицы оставили свои следы.
— Теперь ногами давай, — предлагает Стефан.
— Ногами — нельзя! Они нас по ним выследят.
— Ну и пускай, — говорит Стефан. — Это ж никому не вредит. Но ты слезай отсюда, а то у твоего папочки опять приступ случится.
— О своем папочке ты не подумал?
— А я не говорю ему — «папочка». Это во-первых, и во-вторых — он у меня животом не болеет. Так что давай слезай.
Губерт стучит пальцем по виску, глядя на Стефана. И теперь они оба утаптывают свежезалитый раствор. То одна нога позади другой, то носки внутрь, то врозь, то следы крест-накрест — веселенькая картинка!
Неподалеку валяется арматурное железо, сломанный черенок от лопаты, обрезки жести. Вон и старый зонтик, и кривая труба, и сколько хочешь давно обрезанных ивовых прутьев! Всё тащи сюда!
Они втыкают прутья в раствор, между ними старый зонтик, раскрытый конечно, и обрезки жести, черенок от лопаты и как венец всего — арматурное железо и кривая труба. Оба горячатся, спешат. Губерт носится по стройплощадке, выискивает все новые и новые предметы. Нашел голубой кофейник, трубу от глушителя, несколько бутылок с длинными горлышками — все это он подтаскивает к опалубке, а Стефан распределяет, где что воткнуть.
— Еще бы деревцо одно-другое, и садик готов! — говорит он.
А Губерт замечает:
— После рождества хорошо, когда люди елки выбрасывают. Мы бы тут целый лес посадили!
Решив передохнуть, они любуются своим творением. Никто им до сих пор не мешал. Да и не проходил пока почти никто, а кто их видел — не обращал внимания. Девочка одна спросила:
— Что вы тут делаете? Вам разрешили здесь играть?
А один дедушка предостерег их:
— Вы глядите, не упадите туда!
Никто так и не мешал. Но вот теперь набежали дети. Все больше и больше. Словно по волшебству, сбегаются и совсем маленькие и какие побольше. Все смотрят вверх на Стефана и Губерта, и у каждого что-нибудь в руках: ведро без дна, лошадка-качалка без головы, поломанная люстра, планка от жалюзи, матрасная пружина, велосипедная рама. Всё, всё подтаскивают дети и передают Стефану и Губерту или сами втыкают в незастывший бетон. А то проделывают бороздку, выкапывают ямку. И вдруг — о ужас! — приволокли два молоденьких деревца! Березку и клён! Выдернули где-то свежепосаженные.
