Выйдя из своей комнаты, Стефан замечает, что дверь в столовую только приотворена. Минуту поколебавшись, он тихо пробегает мимо.
А там внутри — мир и тишина! Герман сидит в кресле, читает газету. Сабина — у него на коленях. Она тоже читает газету, но с другой стороны. Если быть совсем точным — Герман газету не читает. Он уставился в большой лист бумаги, злится на Стефана и спрашивает себя, как до этого Сусанна: «Что случилось? С ума сойти можно! Неужели что-нибудь неправильно сделали?»
Сусанна — на кухне. Она готовит кофе и не подозревает, что Стефан убежал. Из кухни она окликает Германа:
— Тебе надо с ним поговорить.
Герман молчит. Спрятался за своей газетой и думает — здесь его никто не найдет. Но Сусанна повторяет:
— Надо тебе с ним поговорить, Герман. Не хочешь же ты прослыть дурным отцом!
Нет, дурным отцом он быть не собирается, но Сусанна иной раз такое скажет, что хоть на стену лезь! Впрочем, он спокоен и говорит:
— Да, я еще поговорю с ним.
— Чем скорей, тем лучше, — настаивает Сусанна.
— Знаю. Я сам знаю. — Газета шуршит — не хочет Герман ничего больше слышать! Да и Сусанне не о чем говорить с раздосадованным Германом. Надо дать ему успокоиться. Потом, когда все вместе сядут пить кофе, он будет добрым, тогда и поговорит со Стефаном.
Потом? Когда все вместе сядут пить кофе? Стефана-то нет! Взял куртку, немного денег — и вниз по бесконечной лестнице! А внизу сразу налево, вокруг дома, на мост — вон он уже бежит по набережной! На парапете сидят чайки, все в ряд, наглые такие — хоть руками хватай!
Обернулся он только один раз и увидел: стоит дом башня во всей своей красе, многие окна раскрыты, и если бы кто-нибудь сейчас выглянул, не разглядел бы Стефана — так далеко он убежал… Повернувшись к дому лицом, Стефан делает несколько шагов вдоль парапета — в душе и радость и прощание! Пусть Герман теперь знает! Пусть! А мама-Сусанна? Она испугается, будет тревожиться, ночь не спать… И сразу радостного и такого победного чувства как не бывало.
Стоит Стефан у парапета, не сводит глаз со своего дома, как будто он отсюда может разглядеть окно, из которого сейчас мать смотрит. Нет, не находит он его! Дом серый и чужой. Ивы на берегу зелено-желтые… не прошло и пяти часов, как они с Губертом там сидели, Губерт еще очень хотел на Огненную Землю… Как все изменилось с тех пор!
Отвернулся Стефан, сделал несколько шагов и снова побежал, словно ему есть куда спешить. Справа — кусты, каменная лестница. Здесь их Канадка подкараулил. «Дебил», как его Губерт называет. А Губерт-то теперь один остался… Нет, и Гаральд-каноист там и Лариса! Но Стефану надо бежать, назад дороги нет… Углубленный в эти мысли, он вдруг видит на скамейке каноиста! Кого это он ждет в новых сверхсиних джинсах?
— Гаральд! — зовет Стефан. — Как это ты здесь?
— Здесь, как видишь. А они что ж, отпустили тебя?
— А что ты еще знаешь?
— Вроде бы все знаю.
— Я сам убежал, — говорит Стефан.
— Сам? Ну, потом вдвойне расплачиваться придется.
— «Потом» не будет. Я к бабушке уеду.
— К бабушке? — говорит каноист, приглаживая бороду и долго рассматривает Стефана. — Значит, к бабушке. Удрать задумал.
— Вот-вот.
— И никто ничего не знает?
— Никто.
— Присаживайся, — говорит каноист. Но Стефан не садится. Каноист отодвинулся и хлопнул рукой по скамье. — Садись давай!
— Времени нету.
— К бабушке хочешь? Ну-ну. Но то, что вы с раствором натворили, никуда не годится. Глупость великая!
— Что было, то и было. Пошутили.
— Вздор! Глупость! Как варвары вели себя!
Стефан недовольно поглядывает на каноиста. Слово «варвары» ничего не говорит ему. Но спрашивать он не хочет, хотя у Гаральда сейчас вид вполне образованный: небрежно откинулся, нога в туфле с высоким каблуком покачивается.
— Варвары! — повторяет он. — Вели вы себя как полные идиоты.
Это уже понятнее, всякий сразу поймет. Следующие слова тоже.
— То, что вы сделали, ни к чему хорошему не приведет.
— А мы и не думали, — говорит Стефан.
— Еще того хуже. Я-то считал, что вы ради детской площадки…
— Как ты в объявлении, да?
— Думал, в этом духе, с этой же целью.
Стефан кивает и даже улыбается.
— Твое объявление тоже ни к чему не привело.
— Сразу, конечно, не привело.
— И через сто лет не приведет. Разделали ж тебя. Что, понравилось?
— Не сказал бы, но — уже забыто. А кто тебе нака́пал?
— Артур, — говорит Стефан. — А Герман забрал ключ от вашего вагончика.
— От вагончика? Спасибочки! Ну, у него-то он будет в сохранности. А ты, значит, драпанул, и всё?
— Я должен, — говорит Стефан.
— Решить это ничего не решит.
— Все равно — должен.
— И «все равно» ничего не решает.
Стефан молчит. В неважнецком положении он оказался перед каноистом. Его взгляд говорит об этом яснее ясного. Стефан хорошо чувствует и в то же время понимает, это последнее препятствие! Не возьмет он его — тогда он пропал, придется возвращаться, к бабушке он уже не поедет — не только сегодня, никогда! Не хватает еще, чтобы Лариса явилась. Может, она уже спускается по лестнице, вон там идет вдоль парапета — чайки там взлетели…
