Остров - [23]
В лесу, совершенно близко от дома, мы смастерили шалаш. Старшие раздобыли досок. Прибили к соснам. Это стало основанием. Сверху мы плотно навалили разнопородных веток и завесили со всех сторон. Дырой зияет лишь вход. Зелено-карие ветки растопырились, разомкнув темную щель входа.
В шалаше оказывается чрезвычайно уютно. Можно сесть, лечь — торчи здесь хоть сутки. Через ветки видно все, а ты скрыт от глаз. Вот это да! А около шалаша мама позволяет повесить гамак. Тело, особенно ягодицы, словно стеганое ватное одеяло, поделенное на равные ромбы сеткой гамака. Их можно щупать, выпростав из гамака руку или просунув ее в одну из бесплотных фигур, окаймленных белой веревкой.
Славка помогает родителям в созидании жилища. Гриша вооружается знаниями к учебному году. Наш постоянный партнер по играм — Оля. Втроем мы всегда спорим за право качания в гамаке. Девочка добивается желаемого, шепнув: «Я вам тайну расскажу». Мы не только уступаем гамак, но и качаем подружку, сгорая от нетерпения услышать тайну. Накачавшись, она выпутывается из баскетбольной корзины гамака и удирает в шалаш. Мы — следом, толкая друг друга. Там, в изменившей краски мира хижине, Оля разваливается на устеленном ветками дне, закинув руки за голову, и признается, что она поклялась никому не поверять тайны. Я бросаюсь бить девочку. Брат защищает ее, удерживая мои руки. Так ссоримся все трое. Оля взвизгивает, что мы ее одурачили, и, оттолкнув меня, выбегает.
Брат язвительнее меня и хитрее. Промолвив что-нибудь обидное, что злостью и горечью наполняет меня мгновенно, отступает он, замолкает, и я, взбешенный, раскрасневшись, остаюсь в дураках. Как-то в городе, изведя меня репликами и остротами, он начал стушевываться, но я, решив не упустить его на этот раз, рассчитаться, искал повода для драки. Теперь мои оскорбления летели в брата, а он, с удивлением на лице, целил в меня пальцем. «Он с ума сошел!» — повернулся ко мне брат. «Вррешь! Это ты, сволочь, сумасшедший!» — и я уже вплотную к нему. Мама отчитывает меня: «Замолчи! Не смей!» Все. Теперь — все. Они — враги мои. Я не нужен им, не нужен. Я — враг их. Отступая к окну, кидаю в них копирку. Использованную, бросает ее мама прямо на пол. Мну и швыряю. Вдвоем они теснят меня. Хватают. Отбиваюсь. Тащат. «Отойди, отойди. Осторожней!» — кричит мама Сереге. Два ее приема — схватить за волосы или за пальцы и выгибать, движением своим заставляя опускаться на колени. На этот раз задействованы оба. Меня заволакивают в бабушкинянилюбодядилевину комнату. «Я не мать тебе больше. Ты не сын мне после этого!» — кричит мама, транспортируя меня. Свалив на кровать, уходит. В замке поворачивается ключ. «И не смей стучать в стенку соседям» — последнее. Уже через дверь. Приглушенно, как будто и не мама. Но Крыс и нет. На даче. Дяди Левы — нет. Бабушки — нет. Никого нет. Я — один. Все. Не было отца, не стало и матери. Брат — ничего, это не великое горе. А мама, мамочка! Плачу. Завываю. Кричу: «Мама! Мама! Прости! Мама», — захлебываясь, задыхаясь, отбиваю ладони о стену. «Мама! Открой меня! Мама!» Темно. Темно в глазах. Видеть не хочу ничего — умереть. Умереть! Теперь в жизни моей все потеряно. Все кончено, я никому не нужен. Комната сужается. Стены сдвигаются. Сверху оседает потолок. Снизу вздымается пол. «Мама! Мамочка! Я умирраю!»
Мой коронный прием — укус. Все равно за что. Рука, щека, нос — то, что оказывается передо мной в тот миг, когда поступает сигнал: «Кусай!» И я, захватив чужую плоть, стискиваю зубы.
Самой крупной жертвой моих молочных зубов пал Ильдар — татарчонок, верховодивший враждебной нам бандой мальчишек. Тот день выпал в полосе перемирия и обещал стать днем заключения вечного мира и дружбы. И взаимовыручки. И вот благостно нежится Ильдар, лоснится в апельсиновом жаре солнца. Тут же сидит-стоит вся его шайка. И мы — четверо. Вроде бы все ничего. Даже хорошо. Даже радостно. Теперь жизнь наша пойдет прекрасно. Сможем безбоязненно вышагивать по дороге, а «татарчата» на нас не то что не нападут, а защищать будут. Здорово! И в этот миг торжества гуманизма мой возлюбленный вождь Славка неопределенно подталкивает меня в спину, и я, вроде бы еще любуясь сосущим травинку Ильдаром, сверху на него рушусь и в щеку впиваюсь. Бывший враг, а теперь друг и уже жертва, орет и плачет. Вот как, оказывается, легко побежден он, всегда мучивший меня. Сражен коварно и внезапно. Меня оттаскивают. Не сопротивляюсь. Не рвусь в бой. Размякаю совершенно. Ильдар мажет кровью ладони, рубашку, ребят, воет, упирается в меня глазами. А мне — безразлично. Страх перед ответом не отступил еще. Решительность, с которой я изобразил на щеке мальчика «подкову», улетучилась. Я в блаженстве своего равнодушия ко всему на свете. Улыбаюсь. И не вижу, что рот мой — в крови.
Ильдара уводят, но вот он возвращается, ведомый матерью и бабушкой. Женщины вопят на маму, гвоздя одно слово: «Бешеный! Бешеный!» Мама сообщает вечером, что Ильдару из-за моего отвратительного поступка придется мучиться: ему проведут курс «противобешеных уколов». Мне стыдно, но кто догадается, что тот же цикл ждет и меня.
Похоже, киллер по имени Скунс — этот современный вариант народного мстителя — становится героем нашего времени.Вот и сейчас он появится в Питере, чтобы поймать неуловимого Людоеда, растерзавшего уже несколько человек.И правда, что остаётся делать, как не прибегать к помощи Скунса, когда горожане готовы подозревать в изуверствах каждого второго встречного, а милиция опять бессильна.Итак, по вкусу ли Скунсу криминальные страсти северной столицы?
Охота на Людоеда Питерского, совершающего одно злодеяние за другим, продолжается. Его тщетно ловят сотрудники милиции и агентства «Эгида плюс», секретной службы по неконституционному искоренению особо одиозных преступных авторитетов. К поискам охотника за людьми подключился знаменитый киллер по кличке Скунс. На его пути встречаются персонажи, совершающие не менее тяжкие преступления, чем Людоед Питерский, но не числящиеся каннибалами. Найдет ли Скунс Людоеда, или сам станет его очередной жертвой?
Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу.
Охота на Людоеда Питерского, совершающего одно злодеяние за другим, входит в завершающую стадию. Его ловят сотрудники милиции и агентства «Эгида плюс», секретной службы по неконституционному искоренению особо одиозных преступных авторитетов. По следу кровожадного убийцы идет знаменитый киллер по кличке Скунс. На его пути встречаются персонажи, совершающие не менее тяжкие преступления, чем Людоед Питерский, но не числящиеся каннибалами. Кто первый встретится с Людоедом, не превратятся ли охотники на него в дичь?
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.