Остров - [19]
Пять. Пять. Пять. Книги. Музей. Фортепиано. Бабушка. Сказки. Принц. Пять. Пять. Пять. Английский. Немецкий. Французский. Отлично. Отлично. Куда направят? Направили.
— Я к вам, девочки! — выпорхнула из кустов Надя. — Мой сволочь меня вон как обработал. — Придавила желтую припухлость под глазом. Подняла юбку. На бедре — сине-красные лепестки кровоподтеков.
— Бросай его к чертям! — Вера вскочила. Растопырила руки. — Пьяница! Бьет!
— Я уже отошла. Вначале бешусь. Потом забываю. Мне встряски даже полезны. — Надя снимает с плеч листики акации. — Сама тоже, знаете, не подарок. Он не хуже меня. И Ленку любит. Кто она ему? А он ей всегда что-нибудь приносит. Дочкой зовет. И вообще, как без мужика?
— Встречайся, когда невтерпеж, а дома их ни к чему держать. Паразиты. — Вера свела брови. Соединила на животе руки.
— Боже мой! Вы, бабы, хоть с мужиками спите, а я, шлюха старая, так в девках и подохну. Никто не зарится! — замотала головой Люба.
— Сладенький, успокойся. И на тебя найдется, — хотела Надя угомонить Чернову, но губы ее затряслись, глаза покраснели, и из них выжались слезы.
Сердитым взором смотрела Вера в не зримую никем точку. Люба, всхлипывая, уперлась в другой, одной ей видимый предмет. Потирая синяк, Надя глядела на свой, скрытый от всех глаз, объект. Подруги стояли, отражая зелень листвы.
— Ой, девки! Никому-то мы не нужны! Никомушеньки! — обняла Надя подруг за талии. Притянула. Они засмеялись вдруг. Люба — со слезами на щеках, Вера — с серьезным еще лицом, Надя — сморщив свое, будто гуттаперчевое, личико.
— Про Любкину любовь слышала? — спросила Надя, когда Чернова ушла, а подруги уселись.
— Уже призналась? Не представляю, чем они занимаются, когда бывают одни. О чем им вообще говорить? — Вера гладила загорелые ноги. — Он совсем ребенок.
— Этот ребенок все бары знает. Они так и ходят из одного кабака в другой. — Лицо Надино блестит на солнце. Пахнет кремом. — А то он один идет, ее оставляет. Любка как собака сидит, ждет. И рада-радешенька. Деньги из бабы только выматывает.
— Ну, а ей-то что надо? Вот чего не пойму. — Вера массирует колени. Щиколотки.
— Ты, Вер, такая умная. О чем ни спроси — все знаешь, а таких вещей не понимаешь. — Надя захихикала. — Она у нас девственница.
— В курсе. Что с того? Нашла бы хорошего парня. Вон хоть Баранова. — Дыхание стало коротким, прерывистым. Вера сглотнула.
— Ты что-о-о! — протянула Надя. — Он ей все разворотит! А Дима — мальчик. Чистенький, ничего не знает. Он ей как раз.
— А с Костей что, покончено? — Вера скосила глаза. — Она за него замуж собиралась.
— И выйдет еще. Просто не может к нему неученой прийти. Понимаешь? — Надя взглянула на Веру, на ногти свои, на воробья, на фонтан. Уставилась в никуда. — Что он с ней будет делать?
— Как — что? Раньше невинность ценилась, а теперь? Наоборот? — Перестала гладить ноги. Скрестила руки на груди.
— Я ей говорила. Столько лет валандаться и — ничего. — Надя сорвала ветку акации. По одному стала обрывать листья. — Этого никакой мужик не выдержит. Клава рассказывала, как в проходной их растаскивала: Любка на Костю бросается, на шее виснет, а Клавка их разъединяет! Концерт!
Дома́ такие же фиолетовые, как небо, освещенных окон все больше. Свет ярче. День удаляется от ее окна. Вера глубоко вздохнула. Повернулась к нему. Глаза закрыты. Спит. Или не хочет смотреть. Он умеет доставить радость. Она счастлива, когда он здесь. У нее. Но не любит, как любила бы. Нет! Хотя что в ее жизни сладостней этих часов? Чего же ей еще? Почему тревожно, грустно, охота реветь, удрать куда-то — куда? Что будет еще? Чего ждала? Искала? Мечты? Расчеты?
Учеба. Диплом. Радость? Работа. Друзья. Радость? Деньги, вещи. Мебель. Радость? Он. Он. Радость?
Как случайно приходишь ты к нам, Радость? Полыхаешь вдруг где-то, кажется — в нас, подумаешь — во сне, и перекинешься на другого, а человек уйдет и запалит кого-то дарованной ему радостью. Но и тебе ее подарили. Не огорчайся!
Где ты, Радость? Порой я чувствую тебя, но думаю, ты ли это? Нет!
Ты нужен мне только для этих часов. От фиолетового до черного города за окном. До зеркала, когда мы угадываем себя там, за стеклами. Больше деревьев, домов, прозрачные, как слайд, голые, горим мы в небе. В наших контурах вспыхивают фонари, и мы — как два созвездия. Ты и Я.
Сел. Потянулся за папиросами. Задымил. Спичка гаснет. Лицо снова почти невидимое, неясное, как все в комнате.
Вера включила торшер. Повернул лицо. Потный, отвернулся. Спина рыхлая, на боках складки. Руки слабые. Кожа белая до синевы.
И это все?
— Безусловно, кто-то у нее есть. Вера не любитель об этом распространяться. Я, дура, обо всем базарю. Но кое-что проскальзывает, — закончила, словно захлопнула книгу, Надя. — Одного не понимаю. Чего замуж не выходит? Принца ждет? Ей — под тридцать.
— Ну уж, принца. Просто кого-нибудь посолидней. — Люба соединяет в одну цепь скрепки. — Профессора. Или еврейчика богатого.
— Может быть, — устала от разговоров Надя, — Ладно, заинька. Пойду своему звонить. Потом — к тебе. Не скучай без меня.
Похоже, киллер по имени Скунс — этот современный вариант народного мстителя — становится героем нашего времени.Вот и сейчас он появится в Питере, чтобы поймать неуловимого Людоеда, растерзавшего уже несколько человек.И правда, что остаётся делать, как не прибегать к помощи Скунса, когда горожане готовы подозревать в изуверствах каждого второго встречного, а милиция опять бессильна.Итак, по вкусу ли Скунсу криминальные страсти северной столицы?
Охота на Людоеда Питерского, совершающего одно злодеяние за другим, продолжается. Его тщетно ловят сотрудники милиции и агентства «Эгида плюс», секретной службы по неконституционному искоренению особо одиозных преступных авторитетов. К поискам охотника за людьми подключился знаменитый киллер по кличке Скунс. На его пути встречаются персонажи, совершающие не менее тяжкие преступления, чем Людоед Питерский, но не числящиеся каннибалами. Найдет ли Скунс Людоеда, или сам станет его очередной жертвой?
Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу.
Охота на Людоеда Питерского, совершающего одно злодеяние за другим, входит в завершающую стадию. Его ловят сотрудники милиции и агентства «Эгида плюс», секретной службы по неконституционному искоренению особо одиозных преступных авторитетов. По следу кровожадного убийцы идет знаменитый киллер по кличке Скунс. На его пути встречаются персонажи, совершающие не менее тяжкие преступления, чем Людоед Питерский, но не числящиеся каннибалами. Кто первый встретится с Людоедом, не превратятся ли охотники на него в дичь?
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 57 Оформление художника С. Шикина Попов В. Г. Разбойница: / Роман. Оформление С. Шикина. — М.: Вагриус, СПб.: Лань, 1996. — 236 с. Валерий Попов — один из самых точных и смешных писателей современной России. газета «Новое русское слово», Нью-Йорк Книгами Валерия Попова угощают самых любимых друзей, как лакомым блюдом. «Как, вы еще не читали? Вас ждет огромное удовольствие!»журнал «Синтаксис», Париж Проницательность у него дьявольская. По остроте зрения Попов — чемпион.Лев Аннинский «Локти и крылья» ISBN 5-86617-024-8 © В.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.