Осторожно — пума! - [57]

Улица выходила на площадь перпендикулярно Октябрьской. В поисках дома номер двадцать я шел, уже не чувствуя ни рук, ни ног. В щели закрытых ставен пробивались полоски света. Высокие бревенчатые заборы и массивные ворота не имели щелей. Из-за них иногда слышалось угрожающее рычание волкодавов. Поднимаясь на носки и обнимая столбы ворот, я выяснял номера домов. Наконец вот он — двадцатый. Ворота такие же, с затейливой резьбой, только забор не бревенчатый, а дощатый.

Прежде чем открыть ворота, я постарался укрепить в правой руке тубус на случай схватки со сторожевыми животными. Калитка открылась без усилий. На ее скрип никакого проявления жизни не последовало. Постучал в дверь. Никакого ответа. Попробовал открыть. Открылась. В глаза бросилась ярко освещенная комната, видимая через кухонную дверь. В комнате, стоя на коленях на стуле и опершись локтями о стол, женщина читала газету. Это была жена Кирилла, которую раньше мне не приходилось видеть. Видение длилось ту небольшую долю секунды, пока клубы ворвавшегося вместе со мной пара не окутали большую часть кухни.

Переступив высоченный порог — их в Якутии делают приблизительно в полметра высотой для сохранения тепла, — я не ощутил пола. Первое впечатление было такое, что кухня не имела пола вообще. На самом же деле по прихоти процессов, развивающихся в вечномерзлых грунтах, стену с дверью несколько приподняло и перекосило пол по направлению к середине кухни. Вместо половика хозяева положили к двери клеенку, отслужившую свою службу на столе. Обледенелая галоша, не встретив никакого трения на скользкой клеенке, покатила ногу вперед, как по ледяной горке. Вторая нога рванулась за первой вдогонку. В то же время тяжелая дверь на наклоненной мерзлотой притолоке сильно хлопнула по спине. Телу было окончательно придано энергичное поступательное движение помимо воли его обладателя, и оно въехало в помещение ногами вперед почти в горизонтальном положении. Чемоданчик отлетел в одну, тубус в другую сторону, ноги, достигнув высокой поленницы дров у печки, развалили их. Грохот получился достаточно внушительный, а главное полифонический и устрашающий. Каждое полено стучало сообразно своему объему. Тубус катился по наклонной плоскости пола, издавая железное бренчание. Чемоданчик стукнул ведро с уже почти растаявшим льдом. Зимой в Якутске вместо воды развозят с Лены лед на мохнатых лошадках зимоустойчивой якутской породы. Кроме всего гремящего мое тело, видимо, тоже издало какой-то звук при падении, что сопровождалось громким восклицанием: «Черт бы ее побрал!» Мне впервые приходилось проникать в дом столь оригинальным способом, и необычность ситуации требовала словесного выражения, хотя оно и было бессмысленным.

Дверь захлопнулась, прикрыв доступ холодного воздуха в теплое помещение. Прекратилась конденсация паров, и в еще стелящихся по полу его остатках возникла женщина. На лице ее был написан ужас. Кухня явно рушилась по неизвестным причинам. Лишиться крова на ночь глядя в столь суровый мороз, конечно, малоприятно. И кто не испугается этого? Естественно, она бросилась на спасение своего имущества. Щелкнул выключатель, и перед ней открылась картина, как неизвестный ей мужчина отбивался от навалившихся на него дров. Тут же на помощь подоспел ее муж, вскочивший с постели. Несмотря на свое нелепое положение, мое зрение отмечало малейшие нюансы обстановки. Лицо Кирилла не отразило даже удивления. Совершенно спокойно, ровным, приветливым голосом он проговорил: «Раздевайтесь, Юрий Павлович», как будто я только что вышел и вот вернулся обратно, хотя и не совсем удачно.

— Да ладно, пусть их валяются, — добавила его супруга, пресекая мою попытку сконцентрировать разбросанные в разные направления дрова. — Вешайте пальто сюда.

Однако раздеться было не так просто. Окоченевшие пальцы не ощущали пуговиц. Галоши как будто припаялись к туфлям. Пока я стаскивал галоши, шапку и пальто, объединяя разобщенные предметы моего багажа, прошло не более четырех минут. После этого я вошел в комнату.

В момент падения я совершенно отчетливо видел пустой стол с разостланной на нем газетой, которую читала Клара. Больше там ничего не было. Сейчас же на нем стояла бутылка спирта, лежали нарезанный хлеб, колбаса, сало, лежала огромная рыба, стояли тарелки с соленой капустой, грибами и брусникой. Хозяева, как в сказке, заканчивали сервировку стола несущественными деталями.

— Не прогневайтесь, что без индивидуальных тарелок. У нас по-простому, по-экспедиционному.

На моем лице, очевидно, выразилось крайнее изумление столь высокой оперативностью, что вызвало снисходительные улыбки Космачевых.

— Садитесь, отогревайтесь!.. Ну с приездом!

Мне бы рассыпаться в благодарностях и похвалах, но я еще не отошел от мороза, падения, досады на неустроенность центра Якутии.

— Тоже мне столица! Улицы не освещаются. На улицах — ни одного милиционера. Окна задраены ставнями. Хорошо еще, что луна светит.

— А зачем тут на улицах милиция, тем более в такой мороз? Автомашины почти не ходят — вода в радиаторах замерзает. Народу на улицах мало — за порядком следить не к чему. Водку в магазинах не продают зимой, чтобы не замерзали. Так что милиция зимой отдыхает.