Осторожно — пума! - [16]

Долго длилось путешествие. Ноги от напряжения и усталости дрожали. Прыжки были неверные, что еще больше выматывало остатки сил. Сесть было почти невозможно из-за холода, и поэтому отдыхали часто, но стоя. Опять потерялось чувство пространства и времени. Казалось, что прошли не менее пяти километров, а между тем в радиусе двух километров от Угольного Стана гари не было — значит, до Стана еще далеко.

— Что-то длинная эта гарь. Надо выходить к реке, — предложил я.

Все согласились и повернули в ту сторону, где теоретически протекала Огоджа. Гарь еще тянулась долго, но наконец поваленных деревьев стало меньше, началось мелколесье и заметный уклон к долине. Вскоре послышался шум реки.

Ущелья не было. Вдоль берегов мутного потока тянулся лиственничный лес с багульником по колено. Как ни трудно ходить по густой багульниковой сети, но для измученных гарью людей это было вроде отдыха.

— Ну, все! Теперь близко.

— Если бы не было тумана, пожалуй, были бы уже видны сопки близ Стана.

Однако время шло, и мы тоже шли, напрягая силы, как по сугробам, вытягивая ноги из цепкого багульника, а знакомые места не появлялись. У меня возникло сомнение. Долина была явно мельче, чем у Огоджи, а чем ниже по течению, тем она должна бы углубляться. Долина слишком узкая и мало разработана, но скал не было, что совсем не напоминало огоджинскую долину. Но с другой стороны, ширина русла и мощность потока были типично огоджинские. Пришлось вытащить компас. Когда я взглянул на стрелку, то не поверил своим глазам — река вместо положенного северного направления текла на юго-запад…

У меня подкосились ноги. Надежда на скорый отдых, тепло и миску супа лопнула как мыльный пузырь. Пытаясь сообразить, в чем дело, шел я, держа компас обеими руками, спотыкаясь и ничего не говоря товарищам. Я все надеялся, что это какой-то вираж реки, что вот там, за кустом, река повернет на свое северное направление. Но нет, она упрямо несла свои воды на запад, на юго-запад и за этим, и за следующим кустом. Мелькнула дикая мысль: неужели мы в тумане перевалили через водораздел в бассейн Бурей? Однако не могли же мы, еле держащиеся на ногах, за неполный день пройти пятьдесят километров, которые отделяли район нашей съемки от водораздела!

— Ты чего это свой компас изучаешь? — заинтересовался Вершинин.

— Да понимаешь, что-нибудь одно из трех: или испортился компас, или мы на пороге открытия крупной магнитной аномалии, или это река не Огоджа.

— Брось шутить, — мрачно посоветовал Михаил Иванович.

Но, взглянув на компас, взял его, долго тряс, вертел во все стороны и вдруг заорал с диким выражением налившихся кровью глаз:

— Чего же ты раньше смотрел, так твою и эдак! Пропали теперь! — И он бросился бежать вверх на сопку.

Усомнившись в ясности его разума и видя по растерянным лицам рабочих, что они окончательно потеряли надежду остаться в живых, я собрал всю силу своего далеко не тихого голоса, придал ему максимальную повелительность и тоже гаркнул:

— Стой! Садись!!!

Окрик несколько отрезвил всех, погасив зародыш паники. Сели и, вытащив мокрый комок бумаги, ранее бывший картой, постарались найти свое местоположение. Как ни вертели раскисшую карту и компас, что ни думали, а так и не могли найти удовлетворительного объяснения, куда это нас занесла нелегкая.

Тем временем туман несколько приподнялся, и сквозь редкие его разрывы замелькали белесые просветы.

— Я дальше не пойду, — заявил Иосиф. — Если дойдете, то пришлите сюда Соловьева с оленями.

— Сейчас влезу на дерево, посмотрю— решил Вершинин.

— Надо идти вниз по реке, куда-нибудь придем, — предложил Грязнов.

Составить ясное представление о местности с дерева почти невозможно. Вершины сопок неожиданно возникали из быстробегущих серых туч и опять тонули в них. Их очертания были искажены и незнакомы. Мелькание вершин не только не создавало ясной картины местности, а, наоборот, сбивало с толку. Тем не менее Вершинин, имевший профессиональную натренированную зрительную память, вдруг глубокомысленно заявил со своей лиственницы:

— Местность вроде знакомая, но когда я тут был?

Последовала долгая пауза до следующего прорыва в облаках.

— Ребята! — вдруг закричал Вершинин, быстро съезжая с дерева, — мы тут ночевали!

Все, и в том числе Иосиф, сорвались с места и заспешили вниз. Пройдя несколько метров, мы увидели устье Курбы и полуостровок, который покинули утром. Таким образом больше половины дня потратив на изнурительный переход по гари и сделав большой круг, мы вернулись обратно, виной всему этому были холод и туман. И все же настроение поднялось.

— Теперь хоть знаем, где мы.

— Ну, теперь от реки — никуда.

Забравшись на сопку по той же каменистой осыпи, которую преодолели утром, мы пошли вдоль края скалы в густом мелколесьи, перемежающемся с участками гари.

— Опять эта чепура проклятая!

— Чепура бы еще ничего, а вот дождь с нее — это вредно.

Действительно, каждое прикосновение к кустам вызывало ливень.

— Попробую сойти вниз, может быть, там лучше, — сказал я.

— Хорошо. Если там скал нет — крикни, — согласился Вершинин.

Иосиф пошел за мной — с горы легче идти. Скал не было.