Оставшиеся шаги - [8]
Когда братья Морозовы возвратились из школы, на двор опустились тяжелые осенние сумерки, а потом врезал проливной дождь. Стараясь попусту не шуметь, снимая ботинки в прихожей, Кирюха отправил брата в ванную мыть руки, а сам прошел в комнату к матери.
Мамка лежала на кровати навзничь и Кирюхе показалось, что она не дышит.
— Ма! — кинулся он ей на грудь. — Мамочка!
— Господи боже ты мой! — подскочила мать. — Чего стряслось-то, оглашенный?!
Из Кирюхиных глаз в три ручья брызнули слезы, он уткнулся матери в грудь и стал беспрерывно и натужено всхлипывать.
— Да ты чего? Случилось что ли чего? А где Андрей, что с Андреем?
— Да ничего, руки он моет, все нормально, — не поднимая головы хлюпал в одеяло Кирюха. — Все нормально, мамка, ты только не умирай. Пошли бы они все к черту! И Лизка со своей благополучной семьей, и этот ее Джерик, и все. И все игровые приставки, компьютеры, «Макдоналдсы»… Главное, ты не умирай!
— Перетрудился ты у меня, сынок, — разглаживала Кирюхины волосы мать, — а умирать мне ни к чему, завтра у вас выходной. Я выздоровела, Кирка, сегодня у врача была, говорит, практически здорова.
— Правда? — заулыбался мокрющими от слез глазами Кирилл. И тут же посерьезнел: — Нет, ты еще пару дней дома посиди, не случилось бы осложнений после болезни. А мы еще дня два-три с Андрюхой повкалываем. Правда, Андрюха? — обратился он к появившемуся из ванной младшему брату.
— Законно, — серьезно ответствовал Андрей. — Мам, поесть бы чего.
— Сейчас, мои хорошие, бегу.
Она вытерла ладошкой все еще мокрое от слез лицо Кирюхи и крепко его поцеловала:
— Вырос ты у меня, сынок, совсем вырос.
Тягомотина
Он так часто рисовал на бумаге висельников, выстреливающие пистолеты и шрамы на запястье, что впоследствии стал побаиваться самого себя.
«Скажите, как пройти к метро?»
Девушка, милая девушка с длинной косой… Господи, он и ее испугался!
Только немножечко приняв вовнутрь алкоголя, он еще как-то распрямлялся, начинал говорить, рассуждать, даже строил какие-то планы на завтра или на понедельник, ибо был уверен, что новую жизнь целесообразнее всего начинать именно с понедельника. В понедельник он покажет девушке дорогу к метро, в понедельник он позвонит, в понедельник он стукнет кулаком…
А понедельники шуршали, как осенние листья под ногами, понедельники навязывали ему свои правила, тем самым пугая и возвращая его снова к висельникам, шрамам и несуществующим пистолетам.
Мир несовершенен, — философствовал он, — поэтому жизнь несовместима с рассудком.
Но не застрелиться, не повеситься, даже спиться он был не в состоянии, и продолжал, продолжал и продолжал… Тягомотина длинною в жизнь.
Мир, что ж ты так несовершенен-то, а?
Котенок
Две девчушки, тискающие черного с ладонь величиной котенка, уверенно шли на нее, за пять шагов до сближения заглядывая ей в глаза. Мол, какая это тетя, ничего, мол?
— Извините пожалуйста, а вам котеночек случайно не нужен?
— Не дай бог! — загородилась она от девчушек ладонями. — Не дай бог!
«Паршивая тетка!» — опустили глаза девчушки и побежали дальше пытаться устроить судьбу два дня назад подобранного ими на улице котенка.
«Паршивая тетка» попав ключом в замочную скважину своей двери, слегка толкнув ее крутым бедром, влезла в свою малюсенькую куцую однокомнатную квартиру.
И вовсе не такая она еще тетка, и совсем даже и не паршивая, — думала она, осматривая себя после душа в большое, неизвестно как втиснувшееся сюда зеркало, прилаженное к единственной свободной стене крошечного совковского совмещенного санузла.
Вот еще, вздумала любоваться, — по-старушечьи ругнулась она на себя, — вертушка!
А котеночек, и правда, очень хороший. Она вспомнила, как двадцать пять лет назад на даче, ребята, ее дачные знакомые, поймали и смеха ради убили такого же маленького симпатичного котенка, и как она после этого три дня и три ночи по нему плакала. Сердце ее сжалось в комочек и стало сейчас, ей показалось, величиной как у того самого, убитого маленькими ублюдками котенка. Не дай бог. Не дай Бог!
Полет
Зарядили дожди и заныли зубы. Это октябрь. В ненастье-то и так настроение — плюнешь да не подберешь, так что уж говорить о мокрой осени:
А сегодня, сегодня денек-то какой — одно сплошное загляденье, поцелуй Фортуны.
Сегодня, только сегодня, сейчас, завтра будет поздно. Эксперимент под названием «вне завтра». Первый — пошел!
Ну, чего ж еще пожелать? Погода замечательная, пятнадцать этажей и все мои, никому не отдам. Лифт — банально и просто. Лестница. Дыхалка, конечно, уже не та, но не могу же я отказать себе в последнем удовольствии.
«Ах, дорогой мой, тебе надо поберечься после инсульта!»
Не надо мне беречься! Надо успеть переворошить душою всю жизнь, перебрать ее, как сейчас ноги мои перебирают ступеньки лестницы на крышу моего пятнадцатиэтажного дома. Моего дома!
Первый этаж — это смутно, это детство и поэтому не стоит долго на нем задерживаться.
Дальше тоже мало интересного. Или, впрочем, может быть, именно интересен процесс моего формирования. Вспомнить и сопоставить. Да зачем? К черту всю философию, да все, все к черту!!!
…… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …Боже мой!
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.