Остановка в городе - [12]

На дворе был чудесный солнечный день.

— Покончить с собой — просто, — произнес Эльмер. — С этой мыслью надо лишь свыкнуться, видите, я уже успел за год свыкнуться.

— Тряпка ты! — повторил приятель.

— Ну и дурак, если так считаешь, — сказал Эльмер.

Я снял пластинку. Она крутилась так долго, что Эльмера, наверное, уже тошнит … подумал я и горько усмехнулся.

— Не надо киснуть, — сказал Эльмер. — Жаль, что солнце не светит.

— Светит, — ответил приятель. — Солнце светит, и на небе нет ни единого облачка. Не понимаю, почему он тебе наврал.

— Может быть, чтобы ощутить свое превосходство, — сказал Эльмер, скорее как бы самому себе, и затем попросил меня подвести его к окну. Он оперся руками о подоконник и некоторое время молча стоял так, потом вдруг закричал пронзительным голосом:

— Я вижу! Вижу!

Я вздрогнул и обхватил его, он весь трясся.

— Я вижу, это же чудо, я вижу! — кричал он. — Я вижу голубое небо, оно как море, ох, до чего печет солнце, я вижу цветы: синие, красные, бледно-лиловые, а сколько зеленых деревьев, вот идет девушка, срывает цветы, я знаю, она подарит их мне, это так мило с ее стороны!

— Ничего ты не видишь, — буркнул приятель. — Ты ничего не можешь увидеть здесь, кроме вылинявшей стены.

Я бы с удовольствием ударил Эльмера, но вместо этого подвел его к столу и усадил.

— И все-таки я видел, — счастливым голосом произнес Эльмер. — И так всегда. Завораживающие видения, которые настолько реальны, что мне кажется, будто я все это действительно вижу. Простите, если я напугал вас, но все это жестоко, жестоко, что слышу, а не вижу … иду по улице, со всех сторон шум, ощущаешь вокруг себя толпу людей, все движутся, переговариваются… Порой мне хочется, чтобы я не слышал, не мог говорить, потому что тогда наступил бы полный покой.

— Черт побери, у тебя будет этот покой, но прежде ты должен его заслужить! — воскликнул приятель; я видел, что он жутко зол.

— А цветы пахнут, — словно ничего не расслышав, продолжал Эльмер. — Однажды мать принесла мне букетик фиалок, мама, она такая хорошая. И, знаете, каждый день она говорит мне, какая погода. Я бы хотел послушать цветы, лес и море… Поехали к морю! — Он с воодушевлением вскочил. — Ребята, айда к морю. Сегодня все идут к морю.

— Да, идут, — жестко сказал приятель.

— Но мы, конечно, пойдем туда, где мало народу, — язвительно заметил Эльмер.

Я встал, приятель продолжал сидеть, я принес ему костыли, он еще минуту посидел, затем тоже поднялся и сказал, что пойдет домой.

— Домой ты не пойдешь. Ты хотел, чтобы я остался здесь, я остался и слушал, как ты обзывал меня тряпкой, а теперь я прошу, чтобы ты пошел со мной, и ты пойдешь, — требовательно заявил Эльмер.

Я был уверен, что приятель отправится домой, однако он пошел с нами. Дулся и сопел. Эльмер, напротив, был в приподнятом настроении и что-то напевал, меня же охватило какое-то дурное предчувствие. В трамвай мы вошли с передней площадки, приятелю тут же уступили место, покраснев, он сел, и я подумал, что он, наверное, никогда к этому не привыкнет. Эльмер стал задавать мне всевозможные вопросы, большей частью дурацкие, мне стало слегка неловко за него и я перестал отвечать. Эльмер обиделся или сделал вид, что обиделся.

Мы решили поехать в Лауласмаа, потому что Эльмер с уверенностью заявил, будто там всегда мало народу, однако, придя на автобусную остановку, мы испугались, увидев огромную очередь. Все-таки нам повезло, и мы вошли в автобус первыми, кондуктор был к нам внимателен, приятель же, усмотрев в этом сочувствие, помрачнел еще больше.

— Видишь, как нам повезло, нет, говорят, худа без добра, — горько усмехнувшись, сказал я, ибо как раз в эту минуту толпа ринулась в обе двери, а мы могли сидеть спокойно и наблюдать за этим, однако приятель был по-прежнему мрачен, а Эльмер сделал вид, будто смотрит в окно. Мне было ужасно жаль, что в трамвае я испортил Эльмеру настроение, я попытался заговорить с ним, но из этого ничего не вышло.

Большинство пассажиров сошли в Вяэна-Йыесуу, внезапно в автобусе стало много воздуха и воцарилось подлинно воскресное настроение. Окна были открыты, и ветер трепал волосы, я освободился от тревожного предчувствия, казалось, что и приятель чувствует себя хорошо и только из упрямства молчит. Эльмер заснул, я подумал, что, очевидно, он привык много спать. У какой-то пожилой женщины я спросил — когда будет Лауласмаа, и она обещала сказать.

Сойдя с автобуса, мы зашагали по дороге к морю. Шли медленно, потому что приятелю было трудно идти. Метрах в двухстах от дороги мы присели отдохнуть. Я сунул Эльмеру в рот позднюю землянику, было жарко, мы скинули пиджаки, и Эльмер попросил у приятеля разрешения нести его пиджак, приятель разрешил, и Эльмер был доволен. Выяснилось, что никто из нас уже три года не был у моря. Эльмер сказал, что до армии он несколько лет подряд отдыхал здесь.

— Не то чтобы отдыхал, но во всяком случае часто бывал. Мне нравится, что здесь не так многолюдно, вернее нравилось… теперь мне, вероятно, должно быть все равно.

Я спросил, далеко ли еще до моря.

Эльмер ответил, что он не видит, и неожиданно стал смеяться: