Остановка в городе - [11]

Мы с приятелем переглянулись: Эльмер сошел с ума.

— Нет, я не сошел с ума, — сказал Эльмер. — Просто я не могу иметь то, что хочу. Не могу стать Матиссом или Руссо, не могу получить сейчас кофе, даже не могу пойти работать на кофейную фабрику. — Он весь как-то сник.

Мы молчали. Приятель уставился в пол, я увидел на половике несколько трамвайных билетов и обгоревшие спички, нагнулся и подобрал их. Затем собрал со стола посуду, сложил тарелки в кастрюлю и залил водой, протер стол тряпкой, взял из шкафчика первую попавшуюся под руку пластинку и включил проигрыватель.

— Это был несчастный случай, он мог произойти с кем угодно, — сказал приятель, — что ни говори, а наша судьба еще не самая страшная. Другие погибли. Нам же еще оставлена возможность, и мы должны, каждый по мере своих сил, использовать ее.

— В самом деле, мне дана великолепная возможность изготовлять на фабрике щетки. Я могу слушать радиопьесы, где люди счастливы, могу слушать Моцарта или последние известия — чем плохо, не правда ли… И я могу видеть сны. Зажмурю глаза, захочу увидеть и вижу, даже бодрствуя вижу, я ведь могу зажмурить глаза, подумайте, как это замечательно… Сейчас, к примеру, я вижу сон про тебя: ты высокий и сильный. Обе твои ноги целы, ты бежишь наперегонки с другими, и, если не догонишь их, значит, виноват сам. А к своим костылям ты относишься с какой-то прямо-таки болезненной любовью …

— А ты размахиваешь своим протезом, — сказал он мне с непонятной злобой. — Ты можешь все — бегать, видеть, писать, ты здоровый человек. Ты чертовски хорошо смотришься, когда разгуливаешь по фойе театра в элегантном вечернем костюме, только здороваешься левой рукой и те, кто еще не знают, краснеют от неловкости, кое-кто смотрит на тебя с испугом, а ты и в ус не дуешь, потому что привык… Ты, конечно, так не можешь, — обратился он снова к приятелю, — ты повенчан со своими костылями. Вот и сегодня ты не пришел ко мне, потому что не решаешься ходить по улице, стыдишься сочувственных взглядов, а ты должен стерпеть их, потому что такая уж твоя планида, герой.

— Почему ты нас обвиняешь? — с отчаянием в голосе спросил приятель.

— Из зависти, просто из зависти, что вам повезло больше, чем мне, но это к делу не относится, я собирался поговорить о снах… Я ничего другого и не хочу, как только видеть сны. Спать и видеть… Тогда я могу видеть краски, женщин… Не удивляйтесь, что я так банален, и усмехаться тоже ни к чему… Вчера я видел, будто нахожусь в лесу. Представьте себе — вокруг меня теплая, сверкающая, словно прозрачная зелень. Я стоял на маленьком пригорке и любовался оттуда березовой рощей, потом бродил по лесной тропинке — бурая земля, еловые иглы; а дальше поросшая травой равнина и посреди нее целые заросли белых и синих цветов. Внезапно перед моими глазами сверкнула речка, я сбросил с себя одежду и пальцем попробовал воду… Скажи, солнце уже вышло?

Солнце вышло, к горизонту лениво плыли облака, а посреди небосклона было большое голубое поле, и в этой голубизне — солнце. Я сказал, что, наверное, солнце выглянет попозже, что еще только десять часов.

— Да, а в речке их были сотни, одно прекраснее другого. И я с каким-то ревнивым чувством хотел обладать всем, что было вокруг меня, я ощущал бешеную радость, что снова вижу… Я почти каждую ночь становлюсь здоровым и всякий раз это такое счастье. На этот раз на берегу цвело множество купальниц, длинные тонкие стебли склонялись почти до самой воды, я помню, что, когда вышел из воды и бросился в траву, над моим лицом были купальницы…

Затем я снова побежал в воду, дурачился и плескался как очумелый. Вода была теплой и мягкой. Я увидел, как вдалеке в воду вошла девушка, темноволосая, с бронзовым загаром, я поплыл ей навстречу, чувствовал, что плыву с невероятной быстротой. И вот она передо мной, я увидел шелковистый блеск ее нежной загорелой кожи, грациозную округлость ее груди, ее полуоткрытые губы, задумчивые, чуть испуганные глаза, а затем — снова купальницы … и тут я проснулся… Вокруг была темнота. Я не знал, утро это или вечер, мне было жаль, что сон кончился и я снова бодрствую. Мною овладело отчаяние, я хотел встать, взял халат и неожиданно у меня в руках оказался пояс от халата. В тот момент я понял, что мне делать, на всякий случай я окликнул мать, но она не ответила. Стояла глухая тишина. Я сделал на поясе петлю, а другой его конец привязал к спинке кровати, я не испытывал ни сомнений, ни страха, все оказалось поразительно просто, я стал сползать с кровати, и тут вошла мать…

Приятель сидел, обхватив голову руками. Затем вдруг стукнул кулаком по столу и крикнул:

— Ты тряпка!

— У нас уже неделю не работает радио, у матери нет, кажется, сейчас денег, чтобы отнести его в починку. А ты, пожалуйста, не ори. Постарайся понять простую истину: у меня есть только две возможности: либо делать бигуди, либо щетки.

— Но почему же, я слышал, что …

Эльмер резко оборвал бодрый возглас приятеля:

— Нет. Да я и не хочу! Единственное, чего я хочу — это спать и видеть сны, но долго ли это может продолжаться … Пенсию мне платят, мать заботится, а если она умрет? Я молод, и если мать умрет, не думаю, чтоб кто-то захотел надеть себе на шею хомут, а если б и захотел, то не захочу я … Конечно, имеется еще дом для слепых, и это, в самом деле, великолепная возможность!