Остановка в городе - [10]

— А мне нравится ездить на тройке, — сказал Эльмер.

Подошел трамвай. Когда мы сели, Эльмер сделал вид, будто смотрит в окно, и я удивился, откуда он знает, где окно, но затем попробовал поставить себя на его место и понял, что это вовсе не так трудно.

— Что, солнца все еще нет? — спросил он.

Я ответил, что нет. Эльмер сказал:

— Жаль. А в чем ходят люди?

— Женщины в платьях, мужчины в одних пиджаках.

— Почему же я, словно малый ребенок, должен был надеть плащ?

— Не знаю, на всякий случай, наверное, вдруг пойдет дождь. Но если тебе жарко, ты можешь его снять.

— Даже ты разговариваешь со мной, как с маленьким. Ничего, скоро я к этому привыкну, — сказал он с горькой усмешкой.

Выходя из трамвая, Эльмер наступил на ногу какой-то женщине, женщина начала ругаться, затем взглянула на Эльмера и смутилась. Эльмер пробормотал какие-то извинения, женщина смутилась еще больше и стала сама извиняться. Я постарался поскорее увести Эльмера.

— Ничего страшного, — сказал Эльмер, — просто они напоминают мне …

Я принялся рассказывать, что в этом месте снесли старый дом и, по всей вероятности, начнут строить новый. Когда мы стали переходить улицу, я предостерег Эльмера, что она разворочена, однако он все равно споткнулся о камень и чуть не грохнулся. Навстречу шла девушка в очень коротенькой юбке, она с любопытством посмотрела на нас. У девушки были красивые ноги, и я проводил ее взглядом.

— Интересно, выглянет ли сегодня солнце, — сказал Эльмер.

— Полагаю, что да, в тучах голубые просветы, край неба совсем чистый. Утром был туман, а сейчас рассеялся. Часа через два, наверное, распогодится.

— В наш подвал солнце не заглядывает, — сказал Эльмер.

Мы завернули за угол и вошли в калитку. Наружная дверь скрипнула, на лестнице было темно, я зажег свет и увидел, что кто-то обронил двухкопеечную монету. Я поднял ее, и мы вошли ко мне.

— Здравствуй, Эльмер, — сказал приятель.

Эльмер остановился посреди комнаты.

— Да, теперь я понимаю, каким простодушным дураком я был, — сказал он через некоторое время.

— Это хорошо, что ты понимаешь. Мы боялись, что ты еще что-нибудь выкинешь, — с облегчением произнес приятель.

— Я последний идиот, что пошел с тобой, теперь вы сообща постараетесь разъяснить мне, что… — он не закончил и долго стоял молча. Затем попросил, чтобы я отвел его домой.

— Я выключил электроплитку, — очень громко сказал приятель.

Я загромыхал тарелками. Эльмер по-прежнему стоял посреди комнаты.

— Ну так как — пошли?

Я ответил, что сперва поедим. Эльмер стал возражать, и я чуть ли не силой усадил его за стол.

— Видишь, я даже не могу уйти один, если захочу, — сказал он.

Приятель взял костыли и поднялся.

— Поешь сначала, — бодро сказал я.

— Он что — хочет уйти? — равнодушно спросил Эльмер. Приятель заковылял к двери. Неожиданно Эльмер рассмеялся.

Я спросил, почему он смеется.

— Знаешь, у меня нет гарантии, что он действительно уйдет, он может хлопнуть дверью и усесться возле нее, чтобы оттуда молча любоваться болваном, который не имеет мужества жить. Лучше не стоит разыгрывать эту комедию.

— Эльмер! — вскричал приятель. Лицо его пошло красными пятнами, он весь затрясся.

В комнате воцарилась зловещая тишина. Внезапно приятель заговорил очень спокойным голосом:

— Скажи, за кого ты меня принимаешь… и вобще, мне кажется, что ты страдаешь манией величия. Манией величия, идущей от неполноценности. И это смешно, ты думаешь, что весь мир вертится вокруг тебя и твоего несчастья, и что у нас нет занятия более важного, чем думать только о тебе. По-моему, у нас обоих и с собою дел предостаточно. Ты считаешь, что мы заманили тебя сюда, чтобы поизмываться над тобой, переубедить тебя, а может быть, мы твои единомышленники… Этого ты, конечно, не хочешь. Однако все это слишком серьезно, чтобы этим шутить.

— Мне в самом деле жаль, если ты не собираешься ни ругать меня, ни переубеждать, значит, ты просто-напросто плохой друг, — уже более примирительно сказал Эльмер.

Я взял костыли приятеля и отнес их в другую комнату. Пошутил, что теперь они оба мои пленники, и скомандовал, чтобы принимались за еду. Мы молча ели. Внезапно Эльмер отложил ложку в сторону и заговорил:

— Мне вспомнилась сейчас одна девчонка, мы вместе ходили на подготовительные курсы в Художественный институт. Она была из простой семьи и каждый раз, когда возвращалась домой, родители принимались журить ее, дескать, к чему ей вся эта морока, не спит, не ест, для чего ей все это, лучше бы пошла работать на кофейную фабрику, там, по крайней мере, хорошо платят да и забот никаких.

Мы молчали.

— Девчонка два года не могла поступить в институт и свихнулась; теперь работает на кофейной фабрике, а по вечерам играет цветными бумажками. Недавно у нее родился ребенок.

Мы молчали.

— Ко всему надо привыкнуть, — сказал Эльмер. — Что, солнце еще не вышло? — Я ответил, что нет. — Жаль, — заметил Эльмер.

Когда суп был съеден, я спросил, не хотят ли они чая. Эльмер сказал, что хочет кофе. Я сказал, что у меня дома нет кофе. — Дай сюда свои руки, — попросил Эльмер.

— Руки? — Я протянул ему руку.

— Вторую тоже, — потребовал Эльмер и рассмеялся отвратительным смехом. — У тебя нет второй руки. Видишь, ты не можешь дать то, чего у тебя нет! — Смех его был омерзителен.