Осоковая низина - [84]

— Я могу и на чердак пойти, — сказала Женя.

— Еще холодно. Замерзнешь.

— У меня кровь горячая.

Петерис, услышав это, потупил глаза.

Эрнестине недавно говорили, что расширяют молочный завод и что там требуется работница; Алиса, вспомнив об этом, сказала Жене. Это ее окрылило.

— Лишь десять часов работать! И весь вечер свободна?

— Да.

Женя уже не находила себе места, Алиса уговорила Петериса отпустить девушку в имение. Женя ушла.

К вечерней дойке она не вернулась, и Алиса собралась в хлев.

— Да разве ты, дочка, сможешь?

Лизета взяла другой подойник и пошла с невесткой.

Руки у Алисы в самом деле отвыкли, она управилась лишь с двумя коровами.

— Помаленьку обвыкнешь, — утешала Лизета, когда Алиса растирала руки.

Свекровь до самого вечера была очень добра, видно, рада возвращению невестки. Она все говорила, рассказывала, что за это время произошло, но под конец сказала:

— Но я тебе, дочка, по совести говорю. Нехорошо твоя мать сделала, что денег нам не дала. У всех у нас одна жизнь, одни беды, какие тут могут быть счеты. Это мои деньги, я сидеть на них буду, и пошли вы все! Так хороший человек не делает. Обижайся или не обижайся, но я сказала, как думаю. Хочешь, можешь ей передать.

Алиса чувствовала, что от нее ждут какого-то ответа, и с трудом проговорила:

— Мама эти деньги хочет приберечь на старость.

— Скупой да хитрый всегда отговорку найдет. Вот что!

Лизета горестно махнула рукой и отвернулась.

Женя явилась только после ужина и, довольная, рассказала, что место на заводе оказалось свободно и что ее приняли. Сразу же сходила к Эрнестине, потом к госпоже Винтер и договорилась о квартире.

— Вы знаете, где я жить буду? В вашей комнате!

И Женя поцеловала Алису в щеку.

— Спасибо, что сказали про завод.

Петерис опять опустил глаза.

Женя встряхнула свой спальник, набила свежей соломы:

— Пускай вам, хозяюшка, сладко спится!

Потом взяла шубу, одеяла и, напевая, поднялась на чердак.

Алиса лежала не шевелясь на холодном тюфяке. Ей казалось, что возвращение в «Апситес» это сон и что сейчас она проснется и окажется в своей комнате в Граках.

Скрипнула дверь, на кухню кто-то вошел. Алиса по дыханию узнала Петериса. Он пробирался медленно, ощупью, в темноте наткнулся за стол. Затем распахнул занавеску, подошел к кровати.

— Подвинься, — шепнул он.

Алиса оцепенела и на миг затаила дыхание, затем прижалась к самой стене. Петерис нашарил одеяло.

— Петерис, может, сегодня не надо…

— Потому что ты больная?

Алиса была не в состоянии ответить.

— Да неужто сразу и пристанет?

Лизета в комнате рядом тихо закашляла.

Одна работа подгоняла другую, и через несколько недель Алиса уже делала все, как до санатория. Вначале она еще боялась переутомиться, больших тяжестей не таскала, хлев не чистила, зачастит сердце, она остановится и дух переведет. Но вскоре некогда стало прислушиваться к себе, не хотелось всякий раз Петериса звать на помощь или оставлять трудную работу Лизете. Да и ничего страшного пока не случалось. Сначала Алису это даже немного удивляло, но затем она решила, что, должно быть, уже вполне здорова, температуру больше не мерила, на покалывание в сердце или под лопатками внимания не обращала.

В мае в «Апситес» прибыли трое рабочих. Среди них и Артур.

— И вы тут?

Алисе трудно было скрыть свою радость.

Дронис пока только закладывал фундамент для жилого дома и хлева, копать и бетонировать надо было много: и для большого погреба, и для невиданного доселе новшества — для канализации.

— Будешь, как в Риге, с водой? — спросил Петерис.

— Именно, — ответил Дронис.

— А воды где столько возьмешь?

— В овраге, у родника, поставим водяной таран.

Но и это было еще не все. Вырытую землю Дронис приказал отвезти к реке — устроит толоку, навезет камней и соорудит плотину. Получится собственное озерцо. Можно карпов разводить.

Соседи приходили смотреть на строительные работы. Высказывали прямо противоположные суждения, но больше всех радовался Вилис:

— Ну, батенька! Перед самой баней озеро! Пускай он только этих линей запустит, а я их сумею достать.

Теперь Алиса большую часть дня проводила на кухне, она старалась как можно лучше кормить работников Дрониса и переживала, если что получалось не так. Первой зароптала Лизета, затем и Петерис.

— Трактир тут, что ли? Пускай едят что дают.

— Они ведь платят.

— Сколько они платят! Больше съедают, чем платят.

Прибыли от стряпни и на самом деле не было почти никакой. Работали сдельно, до сенокоса все закончили. Остался один Артур, чтобы кое-что доделать да еще сколотить навес для строительных материалов.

Было воскресенье. Проработав до полудня, Артур решил немного развлечься. Увидев, что его друг направляется к лесу, Ильмар побежал к отцу:

— Можно мне с Артуром в лес?

— Ты что в лесу делать будешь?

— Змеи тебя покусают, — припугнула Лизета.

— Не покусают. Земляники хочу.

— Мало ли что! — сердился Петерис.

— Земляника еще и не поспела, — опять встряла Лизета.

— Поспела! — настаивал мальчик.

— Чего, как хвост, за ним тащишься? Очень ты ему нужен, — возмущалась Лизета.

— Нужен.

— Нужен был бы, обождал бы.

Ильмар надул губы, Петерис побранил сына:

— Совсем не как мальчик.

Когда Петерис не сердился на сына, а только наставлял его, он уже испытывал какую-то неловкость, голос становился сиплым, а сам он краснел, должно быть, от отеческого чувства, от нежности, которые застревали где-то внутри и не могли вырваться наружу. Ильмар вышел во двор — хоть проводит взглядом удалявшегося в лес Артура. Была бы дома мама, он отца и спрашивать не стал бы, но она ушла к соседям. Артур уже был у кустов и шел сейчас прямо туда, где начиналась наполовину заросшая лесная дорога, а под елями росла кислица. Ильмар не удержался. Осторожно прокрался к гороховым грядкам с тесно торчавшими прутьями, за которыми его не могли увидеть из окна, и, недолго думая, кинулся бежать.