Осоковая низина - [76]

В первую минуту Алисе и в голову не пришло, что это мог быть Артур, возможно ли такое превращение этого странного, замкнутого человека.

— Дети тут живут? Ждут меня?

Ильмар побледнел. Хриплый голос не вызывал никаких сомнений. Мечта о чуде была так сильна, что все происходившее воспринималось как сущая правда.

Мальчик прочитал стихотворение. Алиса тоже была вынуждена вспомнить стишок о зайчике и капусте, которому учила сына, а Эрнестина запела «О елочка», дочь и внук подхватили песню.

Ильмару Дед Мороз принес три книжки сказок, аэроплан, который надо было вырезать из бумаги, затем склеить, чтобы получился «как настоящий», — и новые, теплые валенки. По книжке досталось Алисе и Эрнестине да еще чулки и носовые платки.

— Куда уехал Дед Мороз?

— К другим хорошим детям.

— Когда ты это придумала? — тихо спросила Алиса Эрнестину, пока Ильмар рассматривал подарки.

— Не все ли равно?

Чуть погодя Эрнестина сказала:

— Ильмар, ты позвал бы на елку своего друга.

— Артура? Сейчас.

Мальчик привел Артура за руку и с увлечением рассказал ему о рождественском деде.

— Жаль, что ты не видел его.

— В самом деле жаль, — согласился Артур.

Петерис в тот вечер так и не приехал.

Эльвира уже давно звала мать к себе в гости; самым подходящим временем Лизета сочла рождество. Она собиралась в Ригу всю осень и наконец собралась. В праздничное субботнее утро Петерис отвез ее на станцию, подождал, пока мать садилась в вагон.

— Ну, так живи, сын, честно эти три дня, пока матери дома не будет. Знаешь, о чем я говорю.

— Ну, как эта… — вспыхнул Петерис и, не простившись, пошел к саням.

Петерис лошадь не торопил, ехал шагом. Он уже сегодня наработался и делать ничего не собирался. К тому же возвращение домой даже как-то пугало: смущала мысль, что они с Женей три дня будут в «Апситес» одни.

С того осеннего вечера, когда они вместе шли из бани и Петерису хотелось влезть к ней наверх, он притворился, будто Женя ему безразлична. Но она-то об его истинных чувствах догадывалась. Когда не было рядом Лизеты, лукаво улыбалась, вела себя с ним, как с пареньком, даже слегка подтрунивала: «Хозяин, подайте вилы, будьте таким добреньким!» Петерис понимал, что у них ничего не может получиться, даже если Алисы не станет. Женя молода. Разница — двадцать лет; бывает, правда, что мужики берут себе жен намного моложе себя. И разве он в свои тридцать девять лет такой уж старик? Вспоминая, как он в свое время домогался Алисы, удивлялся благоговению, которое испытывал тогда к своей избраннице. Он мечтал беречь ее, не позволять ей тяжело работать, не решался даже тронуть ее, прежде чем женился на ней. А теперь бывали минуты, когда он с трудом сдерживался, чтобы не стиснуть Женю в объятиях. Ночами спал неспокойно. Очнувшись от дурманящего сна, не мог порою уснуть до самого утра, прислушивался, не скрипнет ли кровать за стеной. Женя теперь спала за Лизетиной занавеской. Мать велела перенести свою кровать в комнату, а столик и кроватку Ильмара поставили на чердак — для них просто не было места. Лишь когда Женя вставала и уходила доить коров, Петерис ненадолго погружался в дрему и весь день потом ходил не в себе.

На обед Женя приготовила картофельное пюре. Налила в кувшин парного молока, поставила две тарелки. Сама тоже села за стол, и они молча стали есть. Петерис на Женю не смотрел. Казалось, стоило ему глянуть на нее, как он уже не выдержит — и что-то случится. Страх перед тем, что Женя могла бы его высмеять, оттолкнуть или убежать, останавливал Петериса. Но еще больше пугала мысль, что после этого ему придется объясняться с Алисой, требовать от нее развода, открыть всему свету свою страсть, которую он в глубине души считал предосудительной. Ночью и в мечтах он твердо был уверен в своих чувствах к Жене, теперь же, когда эти мечты могли сбыться, он испытывал все большее смятение.

— Ну, спасибо. Отменный обед, — сказал он наконец.

— Вкусно было?

— Грех жаловаться.

Петерис впервые поднял глаза.

Женя улыбалась. Петерис встал и ушел в комнату.

Нет! Хватит умничать. К черту все! С ней жизнь была бы совсем другой, чем с первой женой. Теща тыкала ему в нос деньгами, ради которых он будто взял Алису. Так ну их к лешему, эти деньги! Вот уже почти десять лет прошли, а где они? Алиса уже не жиличка, настоящей работницы из нее никогда не будет. И как долго можно вот так терпеть? Вся жизнь кувырком пройдет.

Провалявшись несколько часов на кровати, Петерис надел полушубок, взял топорик и отправился в лес. Долго брел по снегу, пока не нашел пригожую елочку, ровную, пышную, с темной хвоей.

— Какая славная елка! — восхищалась Женя.

— Ага! — порадовался своей удаче и Петерис.

— Хозяин, миленький, оставьте ее дома, не отвозите в имение!

Петерис уже давно колебался, ехать или не ехать вечером к Алисе и Ильмару. С тех пор как Алиса заболела, он вблизи нее чувствовал себя неловко, словно виноватый перед ней, и не находил, о чем говорить. Была бы Алиса с Ильмаром, непременно поехал бы, но там же все время будет подслушивать, подсматривать и за глаза обсуждать теща. Ехидно ухмыляться, если он скажет что-нибудь не так. И сына настроила против отца, мальчишка все хмурится, едва завидит его. Потолковать с Женей он успеет и завтра и послезавтра, времени вдоволь. Так Петерис размышлял в лесу. Когда Женя сама предложила не увозить елку, он вмиг решил: