Осоковая низина - [74]

Он всегда так говорил, если подозревал карманную чахотку у родственников больного.

Вернувшись в Граки, Эрнестина начала действовать.

В бывшей батрацкой из восьми квартир всегда какая-нибудь пустовала, ведь госпожа Винтер сдирала такую же плату, как в городе.

— Она других не заразит бациллами? — спросила госпожа Винтер, когда Эрнестина захотела снять для Алисы комнату.

— У нее бацилл нет.

— Не рассказывайте мне! Разве туберкулез без бацилл бывает?

— Врач сказал, что она не опасна. Я спросила об этом из-за ребенка.

— Так почему не возьмете ее к себе?

— Нам будет чересчур тесно. Ко мне постоянно ходят люди, а ей нужен покой.

— А что, если она спугнет моих жильцов?

Эрнестина знала, что теперь нужно промолчать.

— Ну, ладно. Лишь из желания помочь вам я пущу ее. Но с одним условием: пока ей не станет хуже. Как только начнут мне жаловаться, что она кашляет или еще что, я, другим в тягость, ее держать не смогу. Вы поняли?

Эрнестина поняла, поблагодарила и уплатила за месяц вперед.

Затем пошла к Дронису, созвонилась оттуда с Эмилем и условилась о дне, в который Алису привезут на санаторной легковой машине в Граки. Туда ее доставил Петерис на лошади. Теперь Алисе такой переезд без серьезных осложнений было бы не перенести. В дровяном сарае еще стояла затянутая холстом рама, на которой когда-то спал Густав. Эрнестина попросила Лангстыня раму немного подправить, сколотить к ней козлы.

Приготовив комнату, Эрнестина взяла у Вердыня лошадь и поехала в «Апситес» за Ильмаром. Она опасалась, что мальчик опять окажется неухоженным, и это расстроит Алису. Однако Ильмар выглядел лучше, чем она ожидала. С тех пор как в «Апситес» работала Женя, Лизета уделяла мальчику больше внимания. Ее задело за живое, что Эрнестина увезла тогда Ильмара в Граки. Теперь она старалась доказать, что и сама способна воспитывать внука.

— Ну, опять моего цыпленка забирают! — сдерживая негодование, пожаловалась она, когда Ильмара усадили на повозку.

Петерис тоже был недоволен:

— Мог бы и тут остаться.

— Я бы его не брала, но это надо ради Алисы. Без ребенка она постоянно будет нервничать.

— Коли так, мне-то что.

Эрнестина уже тронула вожжи, когда Петерис спросил:

— Так в какой день привезут-то?

— Алису? В пятницу.

Эрнестина хлестнула лошадь, чтоб скорее уехать со двора.

— Что дядя Артур делает? — поинтересовался мальчик.

— А про маму почему не спрашиваешь?

— Про маму я потом спрошу.

— И что спросишь?

Ильмар растерялся. Эрнестина стала рассказывать, где Алиса будет жить и как устроят для нее комнату.

— Занавески тоже будут? — спросил Ильмар.

— Будут. Мы с тобой повесим их. Поможешь мне. Потом принесем с реки березок.

— И аир тоже?

— Аир тоже можно.

Так Эрнестина постепенно подготавливала Ильмара к предстоящей встрече с матерью.

В назначенный день Алису еще с утра привезли в Граки. Поддерживаемая Эмилем, она осторожно выбралась из черного лимузина, Ильмар проводил ее в комнату. Все последнее время она лежала и очень ослабела, поэтому сразу присела на стул.

— Значит, я буду жить здесь?

— Да.

— Мамочка…

— Ничего, детка. Тебе здесь будет хорошо. Во всяком случае, лучше, чем там.

Алиса поняла, что мать имеет в виду «Апситес».

Эрнестина еще не успела приготовить обед и пыталась уговорить Эмиля и шофера подождать, но оба сослались на занятость.

— Ну, молодой человек! Поехали с нами! — предложил шофер Ильмару.

— Садись! Прокатим, — убеждал и Эмиль.

Ильмара довезли до мельничной плотины и ссадили. Поездка была коротка, но чудесна, возвращение матери запомнилось мальчику как настоящий праздник.

Подошло время обеда, и Эрнестина с Ильмаром направились по узкому коридору, мимо дверей Лангстыня, в Алисину комнату. Мальчик нес тарелки и ложки, Эрнестина кушанья.

— Осторожно! — предупредила Эрнестина, на щербатом кирпичном полу легко было упасть.

Однако свою задачу Ильмар выполнил с большой ответственностью, и все кончилось как нельзя лучше.

— Мне так хорошо! — сказала Алиса, глядя на Ильмара и Эрнестину.

В воскресенье приехал Петерис, привез два мешка картошки, окорок и горшочек масла. Войдя в комнату, он робко подал жене руку, сел на стул против кровати.

— Ну, так как?

— Ничего, все хорошо.

Петерису было трудно говорить.

— Ничего плохого нет, только слабая я.

Петерис глянул на оконные занавески, на вышитую скатерть, осмотрел ножки стола, сколоченные из обычных кровельных реек, оглядел свои руки, ботинки, половик перед кроватью.

— Да. Сюда бы еще молодую сосновую веточку.

— Да.

— Тысячелистник тоже грудь прочищает.

— Так я ведь не кашляю.

— Все равно комнату лучше окуривать можжевельником.

Алиса спросила, как идут дела в «Апситес». Петерис принялся рассказывать, что у него в этом году столько же зерна, сколько и у Брувериса. Об этом он писал и в санаторий, но она не перебивала его — пускай говорит, пускай радуется. Затем настал черед картофеля, свеклы, коров, свиней.

— Как мать?

— Что ей делается?

— А работница?

— Так, ничего…

— Работящая?

— Ничего плохого не скажу.

Петерис опять принялся рассматривать занавески, стол, свои руки.

— Да. Только выздоровела бы. Тогда… Все остальное уж…

Петерис поднялся со стула.

— В следующее воскресенье приедешь?