Осоковая низина - [72]

— Ноги не промочишь так?

— Уже промочила.

В небе вспыхнула далекая зарница.

— Отчего сполохи эти?

— От электричества, отчего же еще?

Залаяла собака, но, узнав своих, виновато заскулила.

— В понедельник идти к Симсону молотить.

— Мне нравится на обмолот ходить. На каждой усадьбе все по-разному. А вечером погулять можно.

Петерис почему-то проводил Женю до лестницы, прислоненной к стене дома прямо против окна.

— Не холодно по ночам? Не пора вниз, в комнату, перебраться?

— Да нет. У меня кровь горячая.

— Ну, тогда…

— Спокойной ночи, хозяин!

— Спокойной ночи.

Потрескавшаяся от солнца и дождя приставная лестница пошатнулась под Жениным весом, и Петерис невольно поддержал ее. Перед глазами взметнулась юбка, промелькнули в полумраке упругие икры.

Постояв немного на дворе, Петерис пошел в дом. Мать сидела на кухне за столом. Тусклый свет едва освещал ее голову и плечи.

— Где ты так долго был?

— По-твоему, долго?

Петерис был недоволен, что мать в окно видела, как он прощался с Женей. Нащупав горшок с квашей, он напился и ушел в комнату, плотно затворив за собой дверь.

Мать постелила чистую простыню, прохлада приятно обдала тело. Но сон не шел. Почему Женя побежала за ним, протянула руку, пошла рядом, задержалась у лестницы? Она хотела, чтобы он… Продолжить эту мысль Петерис не решился. Эта шустрая девчонка ему сразу понравилась, и постоянно хотелось лишний раз взглянуть на нее, никогда он не говорил Жене резких слов. Может, она вела себя так сегодня с умыслом. Звала, а он, увалень, не догадался?

Петерису не хотелось верить, что Женя такая ветреная. А может быть, ее девичий ум надеется на что-то серьезное? И он тут же подумал об Алисе. Представил себе жену: щеки впали, глаза лихорадочно блестят, — и вместе с сознанием вины его охватило острое чувство утраты, от которого сжалась грудь и сдавило дыхание. Нет, он этого не сделает. В молодости он привык не поддаваться соблазнам женщин, сумеет и теперь. Он еще не потерял рассудка. Умрет Алиса, другое дело. Без женщины в хозяйстве никак нельзя, Ильмару нужен, будет кто-то вместо матери, хочешь не хочешь, а жениться придется. Если тогда Женя за него пойдет.

И Петерису вдруг так захотелось быть рядом с Женей, что закружилась голова. Он сел на кровати, затем опустил ноги на пол и долго думал, что делать. Может, уже сегодня забраться к ней? Давеча он не мог. Мать увидела бы в окно. Не зря она сидела там. Может быть, стала что-то примечать? Но теперь, наверно, уже спит крепким сном и ничего не услышит. Он с Женей только поговорит, больше ничего.

Петерис натянул штаны и на цыпочках прокрался на кухню.

— Ты, сын?

Петерис вздрогнул.

— Чего не спишь?

— Куда пошел?

Петерис проглотил комок.

— Чего тебе? По нужде.

— Так ты на двор? А что, в ведро уже не можешь?

— Тебе-то что?

— Сын!

— Чего тебе надо?

— Говорю тебе, сын, оставь ее в покое! Погоди, пока одна дух испустит. А то негоже получается. Совсем негоже.

— Чего ты тут…

Гнев перехватил горло. Петерис распахнул дверь, вышел во двор и остановился. Прохладный осенний воздух проник под рубаху, сырая земля студила ступни. Досада быстро спала, от холода зазнобило, и Петерис вернулся в комнату. Мать, не сказав ни слова, заохала, словно от какой-то страшной боли.

Петерис еще долго не мог уснуть. Постепенно им овладела такая жалость к Алисе, к себе, да и к Жене, что плакать впору.

И только уже под самое утро, прижав заросшее щетиной лицо к измятой подушке, он незаметно погрузился в беспокойный сон.

К Эрнестине пришла госпожа Винтер, которая, несмотря на преклонный возраст, все еще управляла хозяйством сына, дослужившегося уже до генерала. Прежде всего она справилась о здоровье Алисы, затем, совершенно неожиданно, спросила, сколько лет матери Эрнестины. Эрнестина ответила, что восемьдесят три, и только тогда хозяйка сообщила, что из Риги звонил брат Эрнестины и просил передать, что мамочка очень плоха и пускай сестра как можно скорее приезжает, ибо мать хочет еще повидать всех своих детей. Выполнив миссию, госпожа Винтер удалилась. Личным посещением она выразила квартирантке свое почтение в столь серьезный момент.

Эрнестина хотела еще успеть на послеобеденный поезд и попросила посыльного Вердыня за плату отвезти ее на станцию. По дороге они сделали крюк, чтобы оставить в «Апситес» Ильмара.

Когда Эрнестина явилась в коричневый деревянный дом, мать уже скончалась. Сейчас ждали Рудольфа, уехавшего за гробом.

Пришла фрейлейн Папенбах, маленькая старушонка из соседней квартиры, рассказала, как все произошло. Они с покойницей давно уже завели такой порядок: если хозяйке что-нибудь угодно, скажем, позвать госпожу Нелду или что в лавке купить, — она стучала палкой в стенку. А недавно фрейлейн Папенбах был вручен ключ, чтобы каждый раз не беспокоить госпожу Нелду. Прошлой ночью, около часа, фрейлейн Папенбах вдруг проснулась, ей послышалось, будто стучат. Она, правда, в этом уверена не была, но все же надела халат, взяла ключи и пошла посмотреть. Зажгла свет и увидела, что хозяйка как-то странно свернулась на кровати. Подошла и спросила: «Госпожа Балодис, вам худо?» Несчастная, казалось, хотела повернуть голову, но не смогла. Фрейлейн Папенбах кинулась к госпоже Нелде. Вызвали врача, но тот ничем не мог помочь. Сказать что-то хозяйка была уже не в силах. Признала она или не признала своих, неизвестно. Не проронив ни звука, она сегодня в пятом часу вечера скончалась. Глаза ей закрыла госпожа Нелда.